16.04.2011 в 10:53

Пишет  Rinylik:

Мну очень счастлив ^^

15.04.2011 в 21:40

Пишет  @*InTegRa*@:

Наша кО! ^__^

смотреть дальше

@настроение: вот ОНО счастье))))

@темы: настроение, жизнь

---

Позитив)

Мда, денек был какой-то мутный. Соседи пели караоке, пацанва на улице выясняла отношения... Я весь день что-то мыла. То балкон, то окна, то плиту, то полы... Стирку большую-пребольшую провернула. Шмотки сушатся даже на форточке
Голова болит после этого дня ниипично... Во всех местах сразу...
Впрочем, настроение мне реанимировали))) Спасибо Сереге))) Такую картинку кинул, что я со смеху со стула навернулась))) А уж как завернул тут...
Время идет. А дел почему-то меньше не становится... Мистика какая-то...
Сестра после моего выпинывания нас на концерт в филармонию прям загорелась туда ходить! У нас скоро Дранга приедет с концертом, она пошла смотреть цены...
В результате, мы пойдем на три других концерта в филармонии (презентация нового рояля, вечер гитарной музыки и вечер органной музыки) по цене одного билета на Дрангу

@настроение: спать

@темы: жизнь

---

Блин

Ну не блин ли, а?
Вот вчера мне спать не хотелось, сидела да работала себе спокойно...
Но вот моей сестре приспичило работу в ночь оставить, и я просто спички в глаза вставляю... Обрабатывать еще 4 файла и это ппц, как много на самом деле...
Часа на 3-4 еще. Как я это переживу - я не знаю...
Мама приезжала, купила обалденно вкусные сосиски))) В натуральной оболочке... Так забавно хрустят при поедании)))
Хоть погуляли с ней немного, а то совсем редко видимся уже...
Думала выспаться днем, как же-как же... Сестре срочно приспичило прискакать домой раньше обычного на 5 часов. Ну и вот. Посадила. А сама вот спит. Зараза. Прекрасно знает, что предыдущую ночь я провела за компом.
Как же спать хочется... Просто очешуительно...
Пойти, что ли, компот вариться поставить? Хоть какое-то движение... Может удастся разлепить хотя бы полглаза.
У меня жутко четкое ощущение, что я спалила свой дневник Колесникову. Дернул же черт кинуть ему ссылку на птичек)))
С другой стороны, ну и фиг с ним, спалил и спалил... Может, будет заходить, комменты искать под своими рассказами...
Наконец-то начала прогить. Все-таки это увлекательное занятие, интересно, почему я каждый раз психую перед началом работы над программой? Комплексы какие-то, что ли?
Наши выбрали место для обмыва дипломов) С приколом. Обмывать будем в Питере, который в Москве Черт, я когда это первый раз прочитала, долго втыкала, че за прикол))) Оказалось кафе Питер возле кинотеатра Москва)))
Я так думаю, не стану спецом к этому как-то готовиться и что-то покупать... Красивое цветастое платье у меня есть. Совсем не вечернее, но нарядное=) Туфли есть... На голове... просто распущенные волосы лаком уложу, да и фиг с ним со всем...
Не хочу туда идти, но туда идут мои подружки из группы. В принципе, какая нам разница, где вместе сидеть? Специально пересекшись или на выпускном?)))
Ладно, пора прекращать этот поток сознания и переключиться на что-нить полезное...

@настроение: мозг спит

@темы: жизнь

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Дом для Бога
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Крыша здания была зеленоватой, как слизь неведомого пришельца из голливудских фильмов.

Крыша здания была зеленоватой, как слизь неведомого пришельца из голливудских фильмов. Ядовитые полутона грубыми мазками обрисовывали пластиковые окна. Так бывает, когда больной художник берется творить. Казалось бы, форма та же, дом как дом - четыре стены, крыша покатым треугольником, но так все безобразно снаружи, что становится неприятно.
"Безвкусица» - подумал я и стряхнул пепел за перила балкона. Затянувшись сигаретой последний раз, я задумчиво перевел взгляд на асфальтовую дорогу. По ней то и дело проносились КамАЗы. Выбравшись из городского скоростного ограничения, водители смело газовали и фуры ревели, как маленькие реактивные самолеты. Крыльцо цветастого здания выходило прямо к трассе. На лицевой стене дома зеленым светом горели буквы – «Я есьм Бог». Надпись эта притягивала взгляды людей и даже дальнобойщики притормаживали своих монстров, чтобы рассмотреть дикую кляксу цветов, посреди частных домов. Прохожие тоже останавливались, показывали пальцем на необычную надпись и переговаривались. А потом долго еще оглядывались, качали головами, пожимали плечами.
Но так было не всегда. Десять лет назад у меня состоялась удачная бизнес-сделка и появились крупные деньги. Все-таки после девяностых годов я впервые вновь почувствовал, что богат, а значит - обладаю определенной властью и большими возможностями. Все же я хорошо знал, что бесконечно такое везение продолжаться не может и разбрасыванию денег, предпочел вложить их в недвижимость. Недолго думая, я выкупил большую площадь земли в пригороде и занялся строительством коттеджа. Ну, вернее, сам я в процессе постройки не участвовал. Времени не хватало порой даже просто приехать и проверить, что творят с материалами строители-наемники. Но, опасаясь того, что лишний материал продают по дешевке, раз в неделю я выкрадывал минутку и приезжал с инспекцией. По соседству с нашей шумной и быстрой застройкой тогда только-только возвели сруб. Он был больше, чем мой двухэтажный коттедж... Сказать, что я позавидовал тому, что со мной рядом живет человек еще более состоятельный, чем я? Наверное, нет, я был доволен и тем сладким куском жизни, который успел ухватить. Но все же мне стало любопытно, кем является мой сосед - директором фирмы? Главой корпорации? А может депутатом? И я решил познакомиться с хозяином. Богатые знакомые с высоким социальным статусом, как известно, никому еще не мешали. Я поспрашивал своих работников и мне рассказали, что каждый день на срубе стучит молотком седовласый мужичок в грязной желто-синей шапке. Стучит, рубит, строгает, пилит и сверлит. Я тогда посмеялся – хозяин видно растратил все деньги на материал, а теперь больше одного рабочего нанять не на что. Деньги, они счет все-таки вправду любят. Шли недели, а хозяин на дорогой машине все не показывался. Мой коттедж уже давно был достроен. Сруб соседа лишь стал более оформленным - прорубили окна. Теперь, обживая свой новый дом, я постоянно видел того человека, которого, наверное не грех назвать "мастером на все руки". Когда работа была непосильна одному, к нему приезжал старый поцарапанный «Москвич-сапожок». Несколько человек, с громки заковыристыми матами, целый день помогали на стройке. Затем накрывали на полянке столик из остатков пиломатериала, выпивали за здравие всех собравшихся и славу труду, оставляя одного трезвенника-водителя, а после, исчезали в летних сумерках, тарахтя изношенным движком конца.
Иногда на стройке появлялась бледная, похожая на привидение, женщина с безмерно усталым взглядом. Первый раз я увидел ее, когда выбрался в огород, прикинуть, как будет выглядеть маленький бассейн. К тому времени над срубом возвели крышу, а стены были покрашены в темно-красный, почти бордовый цвет, но эти цвета не резали глаз. Женщина появилась рядом с сетчатой оградой так неожиданно, что от ее спокойного «Здравствуйте» я едва не свалился в траншею для будущего бассейна. Я улыбнулся ей в ответ и тогда вблизи почти почувствовал исходившую от нее физическую усталость.
- Мой муж не жалует богатых соседей, - тихо сказала она - Но не знать с кем рядом станем жить тоже как-то неправильно. Разное случается... Будем знакомы. Нина Ивановна.
И я поверил ее словам. Она действительно хотела познакомиться не ради того, чтобы сплетничать с кем-нибудь о богатых соседях. Я думаю, ей хотелось доверять людям, хотя она прекрасно знала, что делать это стоит далеко не всегда. Меня осенила догадка - так этот человек в грязной шапке, этот мастер-строитель и есть ее муж! Я представился, не зная как продолжить беседу.
- Хороший у вас дом будет - наконец сказал я, глядя на сруб.
Если он работал там один, то строительство могло затянутся на несколько лет и еще совсем не скоро эта усталая женина сможет присесть у домашнего очага.
Она смущенно улыбнулась.
- Муж на его строительство всю жизнь положил. Много лет искал материал. Работает сам не покладая рук. Мне его даже жалко. Я помогаю, чем могу, но многих вещей я попросту не умею. А он, порой забывает даже об обеде. Так я его чуть-ли не силком тащу - она снова смущенно улыбнулась. В этой улыбке давно не было девичьей наивности, скорее была все та же боязнь умудренной женщины раскрываться перед малознакомым человеком. Но поговорить с кем-то было нужно...
- Ну С Божьей помощью достроите - кивнул я.
- Достроим. А вы - верующий? - вдруг заинтересовалась она.
- Верить, то верю - помедлил с ответом я - Но не фанатично. Не помню, когда последний раз в церкви был… библию в детстве почитал и все. Зеленая такая книжка в картинках...
Она качнула головой, едва заметно, не осуждающе, но как-то печально. Ветер выбил из ее собранных волос седую прядь и она, поскорее, запрятала ее за ухо.
- Муж у вас и вправду молодец - сказал я, посмотрев на резные узоры готового окна - я всегда завидовал людям, у которых руки откуда надо растут.
- Муж строил в молодости церковь - тихо сказала Нина Ивановна.
Я не нашелся что ответить, поэтому просто сказал:
- Я бы, наверное, сам не смог ничего построить. Руки не оттуда.
- А вы попробуйте - предложила она.
- Обязательно, как только будет время! - согласился я.
Мы распрощались. Вечером с балкона я снова видел, как муж Нины стучит молотком. А внизу человек пять рабочих заливали цементом стенки бассейна, переругиваясь на чужом языке.
"Для кого он это делает? - думал я - Для себя? Да. Он хочет жить в уюте и понимает, что для этого нужно работать. Но и для нее он тоже делает дом. Выполняет долг мужчины - строит дом, куда может привести женщину. И пусть женщина давно не молода, пусть свадьба их была много десятков лет назад... Делает это и для сына. Я видел мальчика, пару раз он помогал отцу. Наверняка у них были старшие дети. Но дети выросли, стали жить своей жизнью. Вот скоро и младшенький подрастет. А родители будут спокойно жить своей жизнью в надежных стенах. В своих стенах. Эти стены, наверное, будут хранить что-то от них самих. Что-то такое, незримое, неощутимое, вроде как душа". Так я рассуждал, но жизнь распорядилась иначе.
Она прибежала ко мне в один из пасмурных осенних дней. Прибежала без зонта, мокрая и грязная, с пустыми глазами. Сначала я подумал, что у них закончились деньги и им не на что заканчивать стройку. Я впустил ее в дом, где у Нины Ивановны началась настоящая истерика. Я с трудом смог добиться от нее страшного известия - муж умер. Она нашла его мертвым в пристройке, где они обедали. Новость оглушила меня. Удивительно, но стучавший молотком человек как будто был частью и моей жизни. А ведь даже имени его не знал. Я уговорил Нину Ивановну выпить успокоительное и вышел на балкон покурить. Дом плакал. Дождевая вода потоками стекала по его недостроенной крыше. Казалось, горе подкосило сами стены, и я заметил в срубе какую-то жуткую асимметрию, которую никогда не замечал до этого. В шуме дождя раздались захлебывающиеся вопли сирен. Скорая… зачем? Засвидетельствовать смерть... Увезти тело, чтобы похоронить его вдали от этой в миг осиротевшей постройки. Все оборвалось в один миг. Желания, мечты. Все погибло вместе с хозяином. Умер и дом. Умер. Его скелет теперь сиротливо темнел в сплошной пелене дождя.
С тех пор я лишь два раза видел Нину Ивановну. В моем бизнесе появились серьезные проблемы, и я изо всех сил старался не погореть. А она искала тех, кто купит участок. Она продавала его! Я не альтруист по натуре, но если бы мог, то оказал бы посильную помощь. Увы, я сам едва держался на плаву. Дом все также сиротливо простоял полгода. Заезд новых собственников не прошел для меня незаметно. Дом по прежнему был мертвым, но вокруг него и в нем стали суетиться люди. Много, очень много машин приезжало к нему каждый день. Были женщины, дети. Началась активная достройка. Некогда деревянные стены были облицованы розовым сайдингом. За считанные дни новые хозяева достроили крышу и покрыли ее зеленой черепицей. Резные окна заменили на прямоугольные стеклопакеты. Я не интересовался что там будет, но люди по соседству сами решили представиться.
Этот человек пришел в один из ярких солнечных дней. Человек с улыбкой на лице. С улыбкой пустой и неживой. Он сказал, что им приятно иметь таких интересных и состоятельных соседей А потом спросил меня: верую ли я в Бога. И я сказал - нет. Он не был этим опечален. Он не качнул легонько головой. Вместо этого он достал из сумки стопки отпечатанных книжек и стал читать что-то вслух. Я никогда не уделял вере много времени. Верил для себя и все. Но даже совершенно не помня библии, не помня ни одной заповеди, я почувствовал что человек передо мной - лжет. Льет ложь, не стесняясь. Говорит вещи чуждые, они пугают то, что есть у меня внутри. Кто они - адвентисты, служители иеоговы - мне было без разницы. Я чувствовал отвращение к этому человеку, способному, казалось убедить саму истину в том, что она не права. Он вещал о том, что теперь, на месте где какой-то богач строил себе дом, будет стоять храм для всех людей бедных и богатых, добрых и злых, приют для всех, кто верит в Бога. Потом он спросил готов ли я войти в их общину и внести деньги в общий фонд строительства. Я снова повторил, что я атеист. В ответ он пообещал, что придут еще люди, и я увижу, сколь сильно заблуждаюсь. Я должен прозреть и прийти в этот храм. "Должен прозреть" - усмехнулся тогда я. Что же за вера эта такая, где ты должен. Мысль промелькнула и забылась.
Следующие пару месяцев я наблюдал, как дом заселяется общиной. К ним приезжало все больше людей. На крыльце вывесили молельное расписание. Взрослые привозили с собой своих детей. Сызмальства приучали к какой-то там истине. Они никогда не ругались, не скандалили и от этого вся их община была неестественна и противна мне. Глядя на это я много стал рассуждать. Я понимал, что у каждого своя правда, но принять их правду - просто не мог. Меня раздражало, когда эти люди все вместе шли молиться в этот дом, который строил человек, возводивший когда-то церковь. Человек со своим храмом у себя в душе, с силой и верой в руках. Его труд осквернили. Осквернили и никто меня не переубедит. Пусть я не умею сам что-то делать, пусть я живу за счет денег, но разве могу я такое допустить? В их глазах мои мысли наверняка кажутся бесовщиной. Где же истина?
Однажды, в точно такой же дождливый день, как тот, когда умер муж Нины Ивановны, ко мне пришла моя давняя подруга Яна. Я знал ее радостной, позитивной женщиной, но когда она обняла меня в коридоре, я понял, что Яна так же плачет и не может остановиться. Я стал расспрашивать ее, что случилось, но она лишь рыдала и вода стекала с ее плаща вперемешку со слезами. Наконец я усадил ее на кресло, заставил выпить чая с чем-то крепким и она смогла рассказать мне в чем дело. Полгода назад ее муж отказался от мяса и стал вегетарианцем. Она не предала этому значения и лишь в шутку стала дразнить его "сыроедом". Вскоре муж ее Михаил стал надолго пропадать из дома, никак это не объясняя. Она думала, что он запил или завел любовницу, но как-то раз на кухне он спросил ее в какого бога она верит, и Яна все поняла. Михаил был физиком, самым упертым и непоколебимым атеистом и вдруг стал говорить о Боге и о бесконечной человеческой доброте. Тогда она снов отшутилась, но Михаил стал сутками пропадать в Новой церкви, как он ее называл. Он больше не приносил в семью денег, он совсем забыл о ней и о ребенке. Один раз он ушел на молельню и вернулся только через неделю. Она уже не могла просто с ним поговорить, все его речи сводились к вопросу о вере. А один раз он назвал Светой, дочку Юлю. А когда Яна разрыдалась, понимая, что теряет человека, он сказал ей, что дети это единое благо, дарованное Богом и нет ничего страшного в том, что он не помнит ее имени. А еще через месяц он потребовал, чтобы вся его семья уверовала. Он сказал, что бросит все, если Яна с дочерью не станут ходить в Новую церковь. Но Яна отказалась и тогда в тот день, когда она задержалась на работе, Михаил забрал дочь и повел ее вместе с собой. А на следующий день семилетняя Юля стала рисовать картинки про конец света. И теперь Яна ушла из дома, переехала жить к маме и совсем не знает что делать, потому что муж ее стал другим, стал чужим человеком.
Для меня это стало последней каплей, и я принял решение. Самое дикое, самое страшное в своей жизни. Воплотить его в жизнь я не мог решиться еще много месяцев. Я чувствовал, что беру на себя большой грех. Наверное, очень большой. Если бы я верил сильно, я бы смирился. Но я не мог смириться. Не мог. Я видел в этих людях зло. В них я сам видел бесовскую одержимость. Может и моей рукой в тот миг правил дьявол? Не страшное и рогатое существо с картинок, а демон в собственной душе. Обида за Нину Ивановну, обида за ее мужа, обида за их дом, за Яну и всю ее семью и за сотни таких же несчастных - все это вспыхнуло во мне праведным гневом. Руки мои дрожали, когда я открывал двери гаража. Я знал, чего я хочу. Я был согласен, с тем, что предлагал мне мой бес. Было ли согласно с этим небо меня не волновало. В сумерках я осторожно подобрался к ограде. День был пасмурным, небо клубилось громадой кучевых облаков, в которых зарождалась безумная стихия. Немеющими от дерзости и страха руками я открыл крышку канистру и посмотрел на дом для Бога. Пустой. Сторож спит в сторожке рядом. Молельня давно закончилась. Собака - огромный белый волкодав, живший здесь при Нине Ивановне давно сдох от тоски по хозяину. Уверенные в своей безнаказанной правоте общинники не заводили собак, чтобы каждый свободно мог прийти к ним. "Они ведь не делали ничего плохого?" - подумал я - "Нет! Из-за них такие как Нина Ивановна отдают последние гроши. А у вершины пирамиды стоит не верящий ни во что кроме денег человек. Но ты отбираешь у людей счастье! Не отбираю. Они не счастливы здесь, это лишь видимость. Но тебе ли это решать? Мне. Я видел Нину Ивановну. Была ли она счастлива? Была. А теперь? Нет? Теперь нет. Но сколько человек нашло в этой общине пристанище, смысл жизни! Плевать. Они позволили себя обмануть. Это их проблемы. Не делай этого. Не могу не сделать. Я вижу в этом несправедливость. Это твой выбор? Да.
Небо заурчало как растревоженный зверь. И в тот момент, когда я уже собрался начать поливать стены бензином, небеса раскололись. Я вздрогнул и отшатнулся, захлопнув канистру. "Нельзя - подумал я - "Нельзя этого делать." И тут я устыдился в своем поступке и в себе. "Что же я творю? Прочь отсюда, домой!" Какой-то животный страх погнал меня прочь от цветных стен Новой Церкви.
Когда до крыльца моего дома осталась всего пару шагов, мир затопило нестерпимым светом. Что-то затрещало, я запнулся о камень и вместе с 20-литровой канистрой полетел на землю. Молнию догнал запоздалый грохот грома. Я поднял голову, оглушенный и испуганный и увидел, что Дом горит. Но ведь я не пролил ни одной капли бензина... и тут я понял - в Дом попала молния.
Крыша обвалилась почти сразу как стал плавится сайдинг. Столбы огня гудели всю ночь. Десятки пожарных машин оказались бессильны. Небесный огонь был беспощаден. Дом сгорел дотла, оставив лишь черный пепел под утро. Всю ночь я простоял на балконе, курил одну сигарету за другой. Точно ли там не было людей, не пострадал ли кто из пожарных? Не случилось ни того, ни другого. Никто не умер, никто не обгорел. Все затихло, как будто ничего и не было. Пепелище осталось ничьим. Хозяева почему-то исчезли, когда начались разбирательства. Около месяца я обдумывал идею выкупить землю и начать строительство церкви. Но потом понял, что для этого во мне не хватает глубины веры, мой собственный храм души еще не достроен, для того чтобы строить другие. И если я возьмусь строить церковь, она будет ненастоящей и ничего не изменится, не исправится, не закончится. Небо уберегло меня от греха. Нет, не хочу церковь...
Вчера приходили Яна, Михаил и Юленька. Они сказали, что хотят построить в пригороде маленький домик... Нина Ивановна, кажется, я обещал вам когда-нибудь попробовать что-то построить? Время пришло.

Март 2010 - март 2011. Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: За окном - тишина
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Утро. Звон будильника одной резкой трелью разбивает сон.

Утро. Звон будильника одной резкой трелью разбивает сон. Мерное тиканье раскалывает его остатки. Окружающие звуки еще очень робкие. Скрипнет кровать, включится холодильник, зашаркают тапки. Кажется, даже пылинки в воздухе мелодично звенят. Дрожат струны-лучи, рассветного солнца, преломившись в окне, играют какую-то свою музыку. Зашипит вода, заклокочет в раковине, загудит что-то в трубах. Щелкнет кнопка чайника, забурлит кипяток. Наконец радио окончательно выгонит тишину из стен, в которых живешь.
Если выглянуть в окно, там во дворе до сих пор еще тихо и пусто. На площадке нет детей, на лавочках у подъездов нет молодежи, нет ворчливых старух. Нет машин, на газонах, нет даже собаководов-любителей. Еще холодновато и от этого, а может и еще от чего, воздух кажется чище, чем обычно. Двор видит последние мгновения своего неспокойного сна. Но с каждой минутой он открывает все больше глаз – окон. Как веки раздвигаются шторы. Одни рывком, другие – медленно, будто сам дом не хочет просыпаться.
И вот уже появляются из подъездов собаки и их хозяева. Темноволосая женщина нерусской национальности кутается в плащ. Маленькая собачка стремительно носится по асфальту и траве. Женщина кричит: “Иди сюда, Чапа!” Из другого подъезда медленно появляется старый сенбернар, словно следуя древней мудрости: Кто познал жизнь, тот не спешит. За ним выходит его хозяин – толстый седовласый мужчина в полосатой рубашке. Чем-то неуловимо он похож на своего питомца. Мужчина останавливается на ступенях, кряхтит и вздыхает. Собака, смотрит на человека усталыми глазами, потом глухо, но внушительно гавкнув, отправляется на прогулку.
Большая театральная постановка маленького человеческого двора продолжается. На сцене появляются новые лица. Из первого подъезда к машине бежит молодой человек с дипломатом в руках. Пищит сигнализация его недорогой иномарки. Дворняжка Чапа заливается лаем, трусливо прыгает вокруг машины. Двигатель рычит, водитель опаздывает на свою перспективную работу. Иномарка уносится в арку дома. Шум окончательно вступает в свои права.
Дом, начинает гудеть, как потревоженный улей. Воздух наполняется звуками, которые мы привыкли не замечать, но от которого так устаем за день.
Актеры жизненного спектакля добросовестно выполнят свои роли. Подходит время и толпа студентов, собравшихся покурить за столиком во дворе, отправляется на остановку. Вместе сними другие люди, слившись в толпу, торопятся на автобусы. Они еще не разозлены дневным зноем и пробками на дорогах. Матери ведут своих детей в садики. Кто-то держит ребенка за руку, а кто-то несет на руках. Одни кричат и плачут, другие - спят на руках родителей. А вот и твое время подходит покинуть двор по делам или на работу, и ты уходишь. Дети постарше выбегают на улицу гулять, оглашая весь двор криками, почти незаметными в общем шуме постоянного движения. Соседи вытаскивают на улицу ковер и, развесив его посредине детской площадки, начинают выбивать пыль. Кто-то берет в руки молоток и продолжает в квартире нескончаемый ремонт.
Среди всех этих картин дворовой жизни иногда выделяются, присущими только им оттенками звука свадьбы и похороны. Однажды довелось видеть мне как на одном конце дома, у подъезда люди кричали: “Горько!” и по обычаю осыпали целующихся молодоженов мелочью, а на другом - в траурном безмолвии тащили гроб в старый автобус, а двенадцатилетний мальчик кричал: "Папка, папка!" Между ними, безразличные ко всему рабочие ремонтировали прохудившийся водопровод, обливаясь потом в своих спецодеждах. Мысленно и вслух они проклинали жару и работу. И казалось мне, что эти тихие ругательства громыхали над двором, заглушая и радость и горе. В тот день я обошел наш длинный дом, в надежде, что зеленое поле и сквер за ним помогут быстро выбросить из головы неприятные чувства от увиденного и услышанного. Но, мысли были тяжелые как красная крышка с черным крестом. Поднявшийся ветерок почему-то выметал из головы только легкое ярко-белое свадебное платье и крики горько. Горько… Кому-то горько от счастья, кому-то от горя. А есть и такие кому все равно. Таков наш двор, таков наш мир. По пути домой, поднимаясь по лестнице, я встретил соседа. На одной лестничной площадке со мной жил страдающий сердечной болезнью одинокий старик. Он редко выходил из квартиры. Мы разговорились, и я спросил его:
- Может, будете на балкон выходить? Воздух полезен.
А он ответил мне:
- Забил я там окно.
Я развел руками и пошел домой. Однажды я увидел его ранним утром, в эти блаженные минуты всеобщей тишины. Он сидел на лавочке и смотрел в небо. Теперь я видел соседа на улице каждое утро! Наконец, я не выдержал и подошел к нему:
- Михаил Иванович, что же вы днем-то воздухом дышать не ходите, а все по утрам?
Он ответил мне:
- Не могу я днем. Громко сильно…
Удивляясь все больше, я спросил:
- Да что громко-то?
Он покачал головой.
- Да все и громко. Плохо мне среди шума такого.
Я спросил:
- Да какой же шум?
Старик помолчал и ответил:
- Страшный шум!
Михаил Иванович вот уже два года, как умер… Сердечный приступ, как мне рассказывали, застал его прямо в автобусе, по дороге в больницу. Мне было жалко этого худощавого человека с бледным от сердечной недостаточности лицом и пергаментовой кожей. Тогда меня первый раз посетила мысль, что жизнь – это постоянная борьба с шумом, попытка человека к нему привыкнуть, воспринимать как должное, как часть мира и часть себя. На ум приходит простая аналогия. Почему дети так боятся грозы и разных громких звуков, а взрослые нет? От самого рождения и до смерти человек живет в шуме, который сам производит. А организм нашел способ выжить – он перестает его слышать. Может мы и умираем от того, что рано или поздно организм изнашивается, устает от шума, не может ему больше сопротивляться. И не потому ли люди к старости начинают хуже слышать? Впрочем, вскоре я перестал размышлять на такие темы, влившись в бесконечный круговорот человеческого движения. Более того, если постоянно думать о шуме, начинаешь его слышать. И он с берется избивать сознание, десятками грохотов, сотнями шлепков, тысячами стуков, миллионами шорканий и скрежетов, миллиардами звонов и хлопков.
Но случилось кое-что, заставившее меня вернуться к своим рассуждениям. После смерти Михаила Ивановича в его квартиру заехали новые жители – молодая пара. С их приездом в нашем подъезде стало еще громче. Парень играл в рок-группе и вечерами напролет устраивал репетиции.
Наш подъезд не сильно отличается от других. В нем тоже жили сварливые и злые старухи, которые развлекались на склоне лет тем, что отравляли ядом сплетен, ту часть дворовой жизни, которая была мирной. Мешала «добрым» людям спать «чертовская музыка». И когда бабушки собрались во дворе написать жалобу в администрацию, я вдруг понял, что в отличие от них совсем не слышу визг электрогитары, или скорее не обращаю на него внимание. Так же, как не слышу вездесущего звука работающей дрели или шипящей у кого-то воды в ванной. Как-то вечером, прислушавшись к ощущениям, я смог почувствовать, что звук гитары сильно выделяется из других. Но прошла неделя, другая и я уже, как ни старался, не мог понять, чем же для меня этот звук отличался от остальных. Я даже не сразу мог выделить его из общего шума. Тут бы снова забросить свои странные мысли подальше, но жизнь снова подкинула пищу для размышлений.
Когда я был в отпуске, друг позвонил мне и предложил съездить с ним в деревню, заколоть свинью. Я никогда раньше не видел как это делается и охотно согласился. Вечером того же дня мы приехали в деревню. Вокруг было так тихо, что я сначала чуть было не побежал обратно за автобусом, беззвучно пылившим вдали. Я напряженно вслушался и облегченно вздохнул. Нет, не тихо! Звуки есть повсюду: лают цепные собаки, где-то мычат коровы, скрипит телега, а лошадь, которая ее тащит, грузно топает в пыли. А я раньше думал, что так деревни только в книгах и стихах описывают. Звуки были, не такие как в городе, но были. «А если выехать дальше, - подумал я – а лучше уйти пешком! Может тогда можно выйти к тишине? Нет, глупости и в лесу и в горах и на море - везде будут свои, особые звуки...
Следующие два дня мне, городскому жителю в деревне было скучно, тянуло обратно в город, в мой шум. Мои чувства, наверное, было подобно чувствам человека всю жизнь прожившего возле водопада, если бы вся вода разом пересохла. Мня не оставляло ощущение, что чего-то не хватает. Пытаясь избавиться от жажды своих городских звуков, я вечерами лежал с плеером. Музыка громко играла в наушниках. А когда я срывал наушники, то слышал как тикали часы, слышал, как ворочается в кровати мой друг, слышал стрекот кузнечиков на улице. Все то, к чему мой организм не привык.
Утром третьего дня мы наточили топор, ножи и отправились колоть свинью. Свинарник был отгорожен от остального сарая толстыми досками и источал смрад. Несмотря на вонь, я перегнулся через ограждение, чтобы посмотреть на животных. Большие и маленькие, одинаково грязные свиньи толкались, валялись в лужах, хрюкали и визжали, почти не обращая внимания друг на друга. Им было мало места, но вполне удобно среди жидкой грязи и своих собратьев. Друг хохотнул и крикнул:
- Ну вот, Паша! Это свиной двор моего отца! Хорошо, что мы не свиньи, правда?
Я пропустил двусмысленное замечание мимо ушей, ведь мы, чаще всего слышим лишь то, что хотим. А вот «свиной двор» навел меня на мысль о дворе человеческом. Люди, как и они, ведомые инстинктами, занимаются своими делами, вспоминая о других лишь в редких случаях, когда эти «другие» мешают собственному насыщению. У них тоже свой шум. Он стоит над свинарником, такой же не воспринимаемый животными, но четко слышимый человеком. Может, поэтому животные так пугаются грохота, издаваемого людьми или техникой, ведь это не их шум.
Мой друг тоже перегнулся через ограждение и показал пальцем на самую жирную свинью в углу. Она не шевелилась, будто что-то предчувствуя. Говорят, люди могут ощущать приближение смерти, так почему свиньи не могут? Когда мы стали держать ее, а отец моего друга замахнулся ножом, свинья издала последний надрывный визг и наступила тишина. Для нас на долю секунды, в тот момент, когда визг оборвался, а для животного – навсегда.
Я долго думал над этим. Даже когда вернулся в город, в родную шумиху и сумасшедшую скорость загнанных дней. Когда я вышел из отпуска, мне сдвинули график, и я вынужден был вставать еще раньше. Именно с этого времени я стал замечать минуты настоящей тишины. Эта тишина двора нарушалась лишь моими шоркающими шагами. Вот ведь парадокс! Можно услышать тишину! Лишь несколько минут, спрятанных в бесконечном беге времени, пока все спят. Каждое утро, по дороге к остановке, я знал, что кроме гулко отдающегося эха своих шагов ничего не услышу. Каково же было мое удивление, когда однажды в общее безмолвие, в котором я боялся даже громко выдохнуть, бесстыдно вклинился тихий, но настойчивый шелестящий звук. Я остановился и завертел головой. Забыв, что опаздываю на работу, я попытался найти источник звука. Но вокруг не было ничего, что могло нарушать тишину. К шелесту добавилось непонятное мычание. Только тогда я разглядел низкого широкоплечего человека с метлой в руках. Он выметал пыль со ступеней подъезда. Я испугался открывшейся простой истины. Я не увидел дворника! А ведь все это время и каждое утро он был тут! Лишь когда он запел песенку я смог сфокусировать на нем взгляд. Да ведь и вправду: во дворе никто никогда не вспоминает о дворнике, не обращает внимание на то, что только благодаря ему дворы наши еще не обратились в такие вот свинарники! Я подошел ближе и поздоровался. Человек с метлой поднял голову и улыбнулся.
- Здрасте! - он продолжил мести уже совсем чистые ступени.
- Вы давно уже работаете? Раньше меня встали? – я решил проявить участие.
Дворник снова улыбнулся:
- Рано. Встал. Мести. Надо! Чтобы чисто было. Людям хорошо!
Я всмотрелся в его лицо с безмятежной улыбкой, всмотрелся в раскосые глаза, почему-то сильно отличавшиеся от глаз других, и понял – искра безумия в них была настоящей. Он родился не таким как все или, как говорят ненормальным. Он уже не был юношей, но лицо, похожее на маску из воска не имело морщин. Толстые губы и полураскрытый рот то и дело слагавшиеся в наивную улыбку придавали ему такое выражение, которое могло вызывать лишь сожаление и сострадание к несостоявшейся жизни. Дурачок посмотрел на меня и сказал:
- Рано. Тихо. Нет никого. Я мету.
Я кивнул и побрел своей дорогой. В моем сознании как червь ворочалась идея, которую я не раз обдумывал ранее. Я вспомнил Михаила Ивановича. Да, есть люди, которые в силу обстоятельств тяжело переносят шум, он их убивает. Я стал обращать внимание, что больной дворник работает не только утром, но и днем и поздним вечером, когда шум достигает своего предела. Я же считал что лишенный рассудка организм, обреченный на бессмысленное существование не способен выжить в этом гремящем, свистящем и вечно несущимся куда-то мире. Я считал, что он должен был бы прятаться от грохота, как животное, но глядя в окно, видел его во дворе в любое время суток. Это не вязалось с моей странной теорией существования, которую я теперь часто обдумывал. Я пытался найти хоть что-нибудь объясняющее этот факт. Может все наоборот и объяснялось безумием? Нет. Я был уверен, что сумасшедший человек еще острее воспринимает окружающие его звуки. Во мне проснулся дух моей профессии. Как ученому, мне хотелось провести исследование, докопаться до истины. В тот же вечер в тонкой двенадцатилистовой тетради я изложил основные положения «Теории жизненного звука и шумовой выживаемости». Да, так я назвал свое творение, которое любому сотруднику нашего биологического отдела показалось бы записками сумасшедшего. И, несмотря на то, что теория писалась, не подкрепляясь опытами, я все больше убеждался в ее верности, просто глядя по утрам и вечерам из окна. В поисках некоторых фактов я посетил библиотеку. В наш век информационных технологий это место все чаще пустует. Я увидел библиотекаря – молодую рыжеволосую девушку, старательно подводящую тушью ресницы. Поспешив к ней, я громко спросил:
- Простите, у вас есть…
- Тихо! – глухо воскликнула она – Вы что, не видите? Написано же: тишина должна быть в библиотеке. Вы не один!
Мысленно я добавил к своей теории еще один пункт. В человеческом социуме существуют такие пространства и ситуации, в которых человек обращает внимания на отдельный звук. Я сказал слово чуть громче, чем того требовали обстоятельства, и привлек к себе внимание. Издай я любой другой звук – эффект был бы тем же. Людям, сидящим в библиотеке, кажется что они находятся в полной тишине, говоря языком научным - в абсолютной. Но я еще в начале работы пришел к выводу, что абсолютной тишины не существует, кроме одного исключения о котором я думать боялся. Вот и сейчас, в библиотеке, как в деревне, не было по-настоящему тихо. Шелестели страницы, скрипели стулья, через открытое окно долетали звуки с улиц. Там где есть человек, там есть его шум. Там где нет шума, нет человека, нет самой жизни, ведь даже травы шумят! И тут я вновь услышал знакомое мычание. На этот раз восторженное, оно вынырнуло откуда-то из звукового водоворота и хлестнуло по сознанию. В углу зала сидел наш дворник. Он листал большие книжки с картинками и громко мычал, выражая свое восхищение.
Вот так люди не слышат то, что не хотят. Голос дворника должен был разрушать искусственную тишину, но замечаний ему не делали. Да, все видели, что он больной, но разве это остановит людей раздраженных нарушением правил? Его просто не слышали. Вполне возможно, что разум каждого из находившихся там людей просто вычеркнул психа из сознания или пропустил мимо памяти, подобно тому, как компьютер пропускает не копируемый файл.
Проторчав неделю за книгами, я составил график, комичный для моих коллег, но удовлетворяющий моей теории. Глядя на извивающуюся в системе координат кривую, я подумал, что будь я чуть моложе, я бы пытался доказать окружающим правоту своих мыслей. Но науки в моей работе было, пожалуй, меньше всего. Я рассматривал шум не как физическое волновое явление, а как эмоционально воспринимаемое состояние существования. На этом и основывались тезисы. Из графика я выел зависимость – естественно, что больные люди живут меньше здоровых, но глухие были исключением. Эти оказались в числе долгожителей. Все это говорило о чем-то важном, но пока еще не доступном моему пониманию. Исследование уводило меня все дальше в дебри психологии и философии. Доказательства и их обоснования стали такими зыбкими, что я боялся сделать следующий шаг, опасаясь, что любое нововведение сделает мою теорию шаткой, как карточный домик. Мне казалось, что за строчками этой работы прячется простая, но глубокая мысль, уходящая корнями к вопросу о смысле жизни. И все больше я убеждался, что самой жизни может не хватить для того чтобы понять истину. Я перестал делать записи и задумался, что предпринять дальше. Передо мной открывалось множество путей, но каждый из них мог привести к провалу. Днем я отыскал во дворе дворника и спросил:
- Как ты терпишь такой шум? – и развел руками, пытаясь объять все окружающие звуки.
Я долго и внимательно смотрел на него, и башня моего открытия стала опасно крениться. На висках у него была заметна седина. Болезнь головы покалечила его разум, но не тронула лицо. Он был стар! Но ведь это организм не способный выживать в шуме, не способный с ним бороться! Как?!
Старый дворник с молодым лицом безмятежно улыбался, но даже в безумных глазах я видел непонимание.
- Вокруг громко плохо? – я постарался спросить так, чтобы он понял.
Больной покачал головой и принялся дальше шоркать метлой потрескавшийся асфальт. В порыве чувств я схватил его за плечо. Тогда дворник отложил метлу и к моему удивлению и радости извлек из одного уха кусок ваты. Тут же у него на лбу залегли глубокие морщины. Я представил, как весь поток звуков врывается в сознание и содрогнулся. Дворник болезненно замычал и с остервенением затолкал вату обратно в ухо, схватил метлу и побежал к другому подъезду.
Та часть меня, что была ученым-исследователем - ликовала! Я получил объяснение исключению из моего графика. Когда шум днем достигал максимума, он просто затыкал уши ватой! Но та часть, что была во мне человеком, с чувством глубокого сострадания печально опустилась на дно, уступив жестокому разуму.
Прошло несколько дней. Теория была дописана, оставался главный вывод. Как не пытался я найти среди строчек самое важное, у меня не получалось. С каждым днем я все больше понимал, что ошибаюсь, главной идеи нет, и все это лишь глупая выдумка. Половину ночи я не мог заснуть, а потом мне приснился сон. Я хорошо его помню. Я сидел в одиночной камере в АБСОЛЮТНОЙ тишине! Я сидел в ней вечность и должен был сидеть еще столько же. Вокруг меня была тьма, я ничего не видел и ничего не чувствовал. Я лишь знал, что заперт в клетке из тишины. Потом раздались крики, и появилась дверь. За мной пришли. Два человека вошли в темноту, подняли меня и потащили. Свет ударил по глазам, и я увидел площадь, на которой стояла висельница. Это было место казни. А вокруг стояли люди без лиц, и все они кричали что-то большими ртами, занимавшими пол лица. Стражи подвели меня к висельнице. Простое, страшное сооружение. Грязная истрепанная петля свисала с деревянного ствола. Откуда-то принесли старый расшатанный стул. Я встал на него, одел на шею петлю, зная что никуда не смогу убежать и стал искать глазами безликого палача. Толпа взорвалась воплями. Я попытался заткнуть уши, но от криков не было спасения, они разрывали. И тогда я понял, почему нет палача. Закричав, громче всех, я сам шагнул со стула. Крики затихли, наступила абсолютная тишина.
Я проснулся. Часы отстукивали пять утра. Я понял, для того чтобы завершить работу, в поисках ответа нужно посетить кладбище. Почему? Может потому что я умер во сне. Я не знал, но я должен был послушать звуки там.
Кладбище было недалеко за городом, возле березовой рощицы. Все же среди могил совсем не страшно. Среди них должно быть грустно и тихо. По-настоящему тихо. Может, столь жестка иная вера, что европейские кладбища кажутся страшными и зловещими, обязательно хранят в затхлых склепах тайну нечистых сил. На нашей земле, здесь лишь покой и немного запустения - то выцветший, давно некрашеный заборчик, то покосившийся крестик. Не серый невзрачный валун с высеченными на нем гарпиями, а деревянный, еще хранящий память о тепле растительных соков, еще пытающийся шептать вместе с деревьями. Я шел по дорожке и встречал людей. Они приходили сюда к своим друзьям и родственникам. Там где венки гвоздик уже иссохли на памятниках, росла свежая зеленая трава. Видно если живые забывали о мертвых, то природа укрывала их, делала ярче, обрамляла побледневшие фотографии. А к зиме трава опадала, и покров этот согревал могилы в холод. Сколь же, должно быть исковеркано сознание, как вывернута душа, чтобы осквернять такие места? Чья рука поднимется совершить такой тяжкий грех? Ведь именно здесь можно было слышать тишину, - думал я - оставив пошлые помыслы там, за входом. Здесь будто тянуло остаться навсегда, убаюкивало, но я понимал что нельзя, нельзя пока я еще жив! Мне казалось, останься я здесь, то из чувства глубокого сострадания стал бы ухаживать за всеми заброшенными могилками и сам бы постепенно бледнел как эти фотографии с печальными глазами. Я остановился посреди дороги, увидев того самого мальчика, чей отец умер прошлым летом. Он сидел молча, рядом с могилой. Молча и задумчиво. И тогда вся моя теория рухнула, осыпалась, едва не завалив меня осколками безумия. Они говорили. Говорили, не нарушая тишины. Из останков моей теории вдруг поднялась та мысль, что я так долго искал. Одно предложение. Крик души! Вот что такое земная жизнь! А сама земная жизнь это всего лишь промежуток от одной тишины тела до другой. Или просто вынырнувший вопль, которому суждено вновь кануть в тишину. Что там, за этой тишиной? Может там будут другие звуки, не крики, а целые песни? Но это будут уже песни души... И, наверное, здесь, до границ тишины тела, стоит протянуть ноту жизни так, чтобы душе хотелось петь потом. И тогда абсолютная тишина никогда не наступит. Никогда.
Я вышел за ограду и там, невдалеке поджег тетрадь, бросил ее к ногам. Когда она догорела, я затоптал огонь, лизавший теперь и траву. Ядовитая теория обратилась в пепел. Я освободил сознание от того, чего не мог понять, и жизнь открылась передо мной будто заново. Я посмотрел на деревья, склоняющие ветви над забором кладбища, чуть поклонился им, и отправился домой.
Утром, следующего дня я умылся, и посмотрел в окно. В пять утра за окном была тишина.

Декабрь 2006 - январь 2011. Кемерово.

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Совесть.ru
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Кто вам сказал, что когда нет совести – это плохо?

Кто вам сказал, что когда нет совести – это плохо? Совесть ограничивает желания, которые захватывают, затмевая все остальное. Вот мы и терзаемся, переступив через мораль, когда разверзается внутри сосущая черная дыра. Появляется тот самый непрошенный голос, как у Носова в «Незнайке». Он убеждает в том, что ты поступаешь неправильно и нужно исправить ошибки, пока еще не поздно. Тогда задумываешься: без такого голоса жить намного легче. Но росток совести есть внутри у каждого. Его можно воспитывать, растить в себе, а можно задушить, пока он не превратился в какое-нибудь бессмысленное самопожертвование. Такого взгляда на жизнь я придерживался.
Будучи закоренелым эгоистом, я очень скоро понял, что у меня совести нет. Даже если и была, то я ее не пользовался - жить без нее было намного удобнее. Я никогда не чувствовал угрызений, если случалось оказаться впереди очереди, придя в нее последним, не мучился, сидя в переполненном троллейбусе, среди стоявших стариков. Все замечания и укоры я пропускал мимо ушей. Пока тебе самому хорошо, жизнь прекрасна и удивительна. А чтобы тебе было хорошо, надо уметь наступить на горло кому-то другому, не думая о совести и учиться выживать среди таких же как ты.
История, заставившая меня посмотреть на этот вопрос с другой стороны произошла год назад, в большом магазине с самообслуживанием, называемым сегодня модным словом «гипермаркет». Эдакий «Титаник» среди мелких неконкурентоспособных забегаловок. Тысячи людей каждый день приходят в магазин и, как завороженные, смотрят на плазменные телевизоры, какую-нибудь мебель из Индонезии. Они трогают пальцами все, что продается, оставляя на товарах осадок жадности, желания, восторга и разочарования. Торговый центр как огромный аккумулятор накапливает эмоции. Зайдешь в него один раз, и это входит в привычку. Бесцельно бродишь по огромным залам, заставленным вещами и продуктами. Денег в кармане нет. Зачем зашел? Просто посмотреть. Диски новые глянуть, да ко всему прицениться. Но и в следующий раз не покупаешь диски, не берешь то, что подешевле. Идешь по гладким полированным квадратикам пола мимо огромной очереди, которая напирает на кассу и видишь - есть и другие, с пустыми руками и карманами, слоняющиеся среди бесчисленных полок. Все это время на тебя подозрительно косятся охранники в синих рубашках, по пятам ходят продавщицы, со стен пристально глазеет видеокамера, а все выходы бдительно охраняет электронная система. Невольно начинаешь чувствовать себя в хорошо украшенной клетке. Клетке-ловушке, которая притягивает к себе и обращает в магазинного раба, покорно приходящего каждый день, чтобы прокатиться на эскалаторе и часами всматриваться в недоступную бытовую технику, любуясь дизайном и переливами света на корпусе.
Однажды, в очередной раз прохаживаясь среди стеллажей, заваленных без разбору булками хлеба и европейскими шампунями, я все-таки вспомнил основное назначение гипермаркета. Набрал в тележку продуктов и встал в конец очереди, которая, казалось, стоит здесь целую вечность. У солидного мужчины, стоявшего передо мной, из заднего кармана джинсов выпали деньги. Вот такая обыденная картина. Ее легко представить, она не требует особых изощрений фантазии. Согласитесь, ситуация, могла произойти с кем угодно. Для увидевшего это мелкое происшествие есть как минимум три выхода: подобрать купюру и вернуть ее владельцу, оставить деньги себе или пройти мимо. Догадаться, что я выбрал, думаю, не составит труда. Когда тысяча исчезла в моем левом кармане, то в правом я почувствовал настойчивое жужжание. На сотовый телефон пришло сообщение.
Сегодня естественная потребность человека в нем прямо зависит от количества денег на телефоне. Теперь оно искусственное, потерявшее краски, превратилось в передачу информации. И прощение теперь по телефону просят, и в любви признаются. А почему? Наверное, потому, что удобней так, и переживаний меньше. Выйдя из магазина, я вытащил это маленькое устройство азиатских умов и прочитал сообщение: «Привет! Как жизнь?». Решив, что кто-то из знакомых задумал справиться о моем существовании, я быстро набрал: «Привет. Отлично, а у тебя как?» и нажал кнопку «отправить». Каково же было мое удивление, когда на экране телефона письмо отправилось, но адрес получателя не высветился. «Телефон накрылся» - мрачно подумал я. Однако вскоре мне пришел ответ, с несуществующего номера: «Плохо. Займешь тысячу?». Я вздрогнул и к своему стыду пугливо оглянулся. Вокруг меня по оживленной улице шли люди, каждый был занят своими делами, проблемами, никто не обращал на меня внимания. Подумав, я набрал: «У меня труба глючит. Ты кто?» И почему мне стало так тревожно? Пытаясь успокоиться, я дописал «смайлик» - хоть какая-то эмоция. И снова цветная анимация унесла послание в неизвестность. Я даже не успел ничего толком обдумать – так быстро пришел ответ. «Как? Ты меня не узнал? - похоже, собеседник возмущался – Стало быть, тысячу не займешь?». Впору было только подивиться, как можно так быстро набрать на маленьких, не всегда удобных кнопочках столько знаков? Беседа начала меня раздражать, закрадывалась мысль, что друзья надо мной просто шутят. Тут же на смену ей пришла новая догадка: а может это какая-нибудь девушка из тех, что знакомятся, набирая первый попавшийся номер или, подсмотрев его в очереди, у мультикассы? И такие ведь бывают… Она могла видеть, как я подобрал деньги. От этой мысли я разозлился, вот только пока зло было не на ком сорвать, и оно неприятно клокотало внутри. Непонятным оставалось, почему нет адреса, но разум нашел лазейку, припомнив что-то про современные технологии и блокиратор определителя. Я уже давно для себя понял, что мозги японских изобретателей намного больше, чем сами изобретения. Или это злая шутка какого-нибудь хакера? – постучалась в голову очередная гипотеза. Я написал: «Если не узнаю кто ты – нет». В раздумьях стал ждать ответа. И он пришел: «Вот-вот. Давно бы пора узнать». Сначала я хотел перестать отвечать на смс, которые раз от раза становились все бессмысленней, но любопытство жгло меня, и я набрал: «Какого ты пола?». Ответа не было минут десять, и я решил, что шутникам надоела забава. Но когда пришел домой, почувствовал как телефон снова нервно загудел. Похоже, у кого-то появилось новое вдохновение глупого юмора: «А ты бы сам как хотел?» - спрашивала смска. Ну ладно! Дальше буду переписываться из спортивного интереса. И ведь не жалко кому-то денег! «Лучше девушка. Как тебя зовут?» - пока лихорадочно давил на сенсорную панельку, я вспоминал всех своих знакомых, кому могло в голову прийти такое дурацкое развлечение. Кто же? Раздавал свой номер всем подряд – и вот результат. Пока в голове роились десятки имен, незнакомец или незнакомка снова подал о себе знать: «Так же как тебя». Хм… Меня тянуло начать писать нехорошие слова, и мне за них совсем не было стыдно. Но все-таки я сдержался и набрал: «Хватит говорить загадками. Не хочешь отвечать кто ты, больше можешь не писать». И довольный собой зашвырнул телефон подальше, в надежде, что мой намек поймут, но не тут то было… самое необычное ожидало меня впереди. Кому-то нравится электронное общение, кому-то нет, но приходится признать, что без него сегодня – никуда. Выйдешь на улицу, оставив свой «Сони Эриксон» дома и чувствуешь себя как без рук. Или, правильней сказать - без глаз. И о срочной встрече не договориться, и не узнать какую-нибудь важную новость. Хотя, я еще помню, когда мы были детьми, мы не знали мира девятизначных цифр. Друзей звали гулять криками у окна, договаривались о встрече заранее. Может тогда и сами люди были ответственней, ведь не было возможности, опаздывая на полчаса сказать: «Я уже еду» или: «я немного опоздаю!». Уже минут через пятнадцать мне понадобился сотовый, чтобы позвонить на работу. За это время на него пришло десять сообщений, все одного и того же содержания: «Хорошо… прости. Я твоя Совесть». Теперь я окончательно убедился, что надо мной шутят. «И почему же совесть пишет мне смски?» - поинтересовался я. «А до тебя по-другому не достучаться». Я нахмурился. Розыгрыш начинал принимать какой-то философский оборот. «Очень смешно. В чем же я провинился?». «Совесть» отозвалась незамедлительно: «Ты пытаешься забыть о моем существовании». Забыть о существовании? Ага, значит это кто-то из бывших подружек. Я решил написать что-нибудь ободряющее: «Я всегда тебя помнил!».
«Ну-ну. Украл тысячу и даже не подумал обо мне». Значит, она все-таки видела… «Я ее взял, а подглядывать нехорошо».
«Я не виновата. Ты носишь меня с собой. Везде». И как прикажете это понимать? Что за бредовые фантазии у этой девицы? Чтобы хоть как-то приблизиться к разгадке я спросил: «Давно я тебя знаю?». Мне тут же ответили: «С рождения». Круг подозреваемых сужался. С рождения я знал только одного человека – свою двоюродную сестру. Она давно уехала в Москву и о моем существовании не вспоминала лет пять. Но проверить не мешало: «Катя, это ты?». Пришел ответ и мне показалось, что телефон завибрировал агрессивней, чем обычно. Знаю, звучит глупо, но по-другому не смог бы описать это долгое и напряженное гудение. «Нет. Говорю же, я Совесть твоя. А ты похож на свою сестру. И она про свою совесть забыла. Я все про тебя знаю». Нужно было как-то заканчивать переписку. У меня почти не осталось денег на телефонном счету. Мне пришла простая мысль – нужно спросить что-нибудь такое, о чем знаю только я. А то, что-то Совесть зазналась…
«И как звали мою первую собаку?» - подумал я. Этого-то не знал никто кроме меня. Мне и лет-то тогда было…
«Десять. И щенок был еще без имени, когда ты с друзьями забил его палками у того же дерева, на котором два дня назад до этого вы вздернули кошку»
Я вцепился в телефон. Ведь я всего лишь подумал об этом! Как мог прийти ответ? Или, может, написал и не обратил внимания как отправил? Но такой рассеянностью я, вроде бы не страдал. Проверил отправленные смс. Пусто. О, похоже, у меня началась горячка! Припекло голову на солнце. Я понимал, спрашивать, откуда моя собеседница об этом знает – бессмысленно. Ответят мне – я твоя совесть. Для того чтобы убедиться, что это не совпадение я припомнил еще пару случаев из жизни, но совесть рассказывала едва ли не больше чем я сам знал. Какая-то часть меня, та, что испугалась и зажалась глубоко внутри, решила, что я схожу с ума, но разум еще отчаянно сопротивлялся.
«Как ты меня нашла, Совесть?» - спросил я.
«Ты прав. Таких бессовестных еще поискать надо. Но гордиться этим не стоит. Кто вчера на перекрестке чуть не сбил женщину? Подцепил крылом. Звучит романтично, на деле – ужасно. Она ведь могла разбить голову или что-нибудь сломать. А ты даже не остановился. Хоть бы про меня вспомнил!».
«Ого, похоже, у совести словоизвержение!» - мрачно подумал я. «Она шла на зеленый» - попытался оправдаться.
«Угу. На пешеходный зеленый - подтвердила совесть - А вот ты, сволочь такая, ехал на красный».
«Эй, не смей меня оскорблять!» – вместе с этим я послал гневную рожицу.
«У меня бы совести не хватило назвать тебя всеми словами, которыми надо».
«У Совести совесть? Тавтология!» - заметил я.
«Ничего подобного. Я очень совестна. Неужели тебе не стыдно перед ней?»
«Не начинай меня пилить. Ты похожа на жену из анекдота».
«Раскайся, бесстыдник!» - пригрозил телефон.
«А теперь на проповедника!»
Так наша беседа и продолжалась. Но с течением времени я стал понимать - запас моих аргументов скуднеет. Отвечать в прежней цинично-нахальной манере я уже не мог. Совесть продолжала выдавать мне мои грешные поступки и требовала над ними задуматься. Не желая признавать себя проигравшим, я выключил телефон, перед этим сказав: «Захочешь, позвонишь на домашний!» Скажете - так поступают только трусы? Я облегченно вздохнул. Сжимающиеся рамки приличия вновь раздвинулись в бесконечную хамскую вседозволенность. Настроение поднялось и продержалось таким до самого следующего утра. До того момента, когда, я выходя из дома на работу, не обнаружил у себя в почтовом ящике письмо. Странно… Я почему-то думал, что в наше время письма уже не пишут. В ящики же складывают бесплатные рекламные газеты, брошюрки с призывом уверовать в пришествие Иеговы, маленькие книжечки, с приторно улыбающимся дородными политиками на обложках, повествующие на своих страницах, как сделать жизнь лучше. В эпоху электронной почты рутинная многолистовая писанина - пережиток прошлого, а громоздкие покосившиеся ящики, с которых никто не вытирает пыль, оклеенные не дожеванным «Орбитом» вообще представлялись костьми давно погибших динозавров. Но кто-то решил убедить меня в обратном… Я аккуратно извлек большой желтый конверт. Адресовано и вправду мне. Послание было отправлено по адресу: улица Наглова 9, 3-й подъезд, третий лестничный пролет… Что?! Я нахмурился. Не к добру такие вот письма. А еще недавно я посмотрел фильм про маньяка, выслеживающего свою жертву, вплоть до каждого ее шага, так и совсем жутко стало. Нервно оглянулся – пустой коридор подъезда – все тихо. Ну что это и вправду я – сразу о таком думать. Только предаваться романтическим мечтам тоже не стоит. Вряд ли добрый волшебник из школы волшебства прислал мне письмо, чтобы поздравить с зачислением. Обычно реальность намного прозаичнее. Далее на конверте значилось: «Моему бессовестному недотепе, который считает почту пережитком прошлого. Хотел улыбнуться – не получилось. Значит, моя зудящая подруга вернулась. Особенно меня умилил обратный адрес – Деревня Совестинка, улица Порядочная, дом 1. Недолго думая, позабыв о всяких маньяках, я разодрал конверт и принялся читать. Письмецо было оптимистичным, но укоряющим.
«Привет! Пока ваше бессовестное величие со мной самым наглым образом не разговаривало, я успела съездить в деревню проведать маму». «Чью?» - ужаснулся я. Но письмо пояснило: «Свою, конечно». Теперь уж я усмехнулся: «Интересно, кто у совести мама? Может справедливость?» «Кстати, почему бы тебе не навестить свою маму? – вещало письмо – Ты давно к ней не за…» «Ну это уже слишком!» - я разорвал письмо и бросил обрывки прямо на лестнице. Интересно дворники простят мне такой вандализм? Тут я спохватился. Еще вчера не стал бы об этом думать, просто бросил бы и все. Похоже общение с совестью на меня плохо действовало. Вместе с ответственностью, пусть даже такой мелкой, жизнь начинала превращаться из прямой удовольствий в кривую проблем.
Предаваясь этим мыслям, я вышел из подъезда. На улице меня ждала еще одна необъяснимая неприятность. В пустом утреннем дворе на меня напали. И вовсе не маньяк, а самый обыкновенный голубь! Птица словно одичала и, похоже, пыталась расклевать мне голову. Прямо как в рассказе Дафны Дю Морьер, где птицы сошли с ума и стали бросаться на людей. Мне стало страшно, и я побежал, прикрывая голову кожаной барсеткой. Но, как говорится: у страха глаза велики. Преследуемый с самого утра таинственными литературными воплощениями я рассмотрел, что в клюве у моего крылатого нападающего зажата бумажка. Я покорно перестал размахивать руками и спасать свой самый дорогой орган – голову. Голубь выплюнул маленький конверт, адресованный опять же мне, стоящему во дворах улицы Наглова. В нем совесть увещала меня, что сорить в подъезде не хорошо. У нее даже хватило наглости сказать, что я делаю успехи и теперь начинаю задумываться над своими аморальными поступками. Дочитав до конца, я скомкал письмо и бросил в мусорный ящик. Снова ящик! Прямо знамение какое-то! Довольный выполненным заданием голубь порхнул в небо. Я в который раз за день глубоко вдохнул и попытался выкинуть все из головы. Только пустовать она не могла, мозг обязательно надо было занять чем-то другим, и я стал размышлять над тем, чем же выделился этот Наглов? Какой след в истории оставил человек с неблагозвучной фамилией? Почему в честь него назвали улицу? Рядом с первым подъездом дома обнаружил мемориальную табличку. На ней золотыми буквами значилось: «Наглов Хамит Обманович. Величайший в мире эгоист». Я потер глаза и посмотрел еще раз: «Наглов Иван Иванович. Герой Великой Отечественной воины, годы жизни…». Так, еще немного и пора звонить в больницу. Сумасшествие всегда подкрадывается незаметно. Весь этот день меня (стыдно признаться!) преследовала собственная совесть. Вы можете сказать, что тоже не раз сталкивались с ней. Но наверняка чаще как тот самый Незнайка - внутри себя или вечером под одеялом. Я же встречал свою совесть везде. На вывесках вместо рекламы я видел черти что! Кафе – «В гостях у совести», парикмахерская – «Стильная совесть», вокальная студия – «Голос совести», магазин мультимедиа - «Диско-совесть». Я видел надписи на неспешно ползущих трамваях: «Здесь едут бесстыдники». На улице ко мне подбегали странные люди и убеждали в том что я не должен забывать об окружающих. На работе тоже не нашел спасения: мне постоянно приходили факсы. Угадайте от кого? Под вечер, вконец измученный домогательствами совести, я вернулся домой, включил телефон и написал: «Что ты от меня хочешь?». Написать написал, а вот куда отправить? По какому номеру? Все предыдущие смс я удалил. На ум пришла идея, которая еще вчера показалась бы мне бредом. Я посмотрел на стоящий в углу компьютер, взвешивая все за и против. Осторожно, словно это была бомба, я включил его. Вышел в интернет. Кто-то называет его мировой сетью. А по мне, так это мировая мусорка… когда накапливается много не нужного, требуется это куда-то выбросить. Старые вещи мы выбрасываем на свалку, а в интернет сбрасывают накопившуюся в избытке и, часто совершенно не нужную информацию. Люди копаются в этой свалке, как бездомные, желая утолить информационный голод. Прежде чем найти что-то по-настоящему важное, нужно с головой окунуться в помои. Плыть сквозь порносайты и захлебываться рекламой. А вынырнуть, один раз замаравшись уже трудно. На бесконечных электронных пространствах люди сбиваются в группы, общаются в чатах, почти теряя связь с реальным миром. Видно чат это глоток воздуха для утопающих среди пошлости и глупости. Миллионы человек пропадают в Интернете потому, что гонятся за иллюзией свободы, которая на деле оказывается затхлой топью. «О чем я думаю?» - одернул я себя и сам зашел в чат. Там как всегда шли ожесточенные диалоги, иногда переходящие в коллективное обсуждение. Несколько завсегдатаев мгновенно откликнулись, но я не обратил на них внимание. Я набрал: «Привет, Совесть!» Стал ждать. И дождался. «Рада тебя слышать». Не знаю почему, но я понимал, что это именно она, а не какой-нибудь, заскучавший зевака. Наверное потому, что это была именно моя совесть. По экрану быстро побежал текст: «Напиши мне, пожалуйста, письмо. От руки. Припомни в нем все, что когда-либо делал, не вспоминая обо мне. Тогда я тебя прощу. Пиши на деревню. С нетерпением буду ждать». Я тяжело вздохнул. Вот и представился случай помириться с собственной совестью. Можно уже радоваться и хлопать в ладоши? В чате появился некто «Мачо-мен» и сообщил с кучей смайлов: «Ну ни че у тя девка старомодная, письма требует. Наверное, прикольная телка, тока похоже стерва. Послал бы ее куда подальше!». Прочитав этот дружеский мужской совет, я просто выдернул компьютер из розетки.
Утром следующего дня я сходил на почту, купил конверт. Я ожидал, что там никого не будет, но ошибся. Целая очередь выстроилась в помещении и все хотели отправить письма: родным, друзьям и только я один собирался писать Совести. Я мысленно порадовался, что никто из них не может об этом узнать. Хм. Неужели мне становится стыдно?! Я вернулся домой, по дороге размышляя над содержанием письма. Никогда не отличался способностью что-либо писать. В юности весь мой талант уходил разве что на надписи на заборах или в подъезде. Дома, покусав кончик ручки, я написал на листе следующее:
«Дорогая совесть, пишу тебе письмо из далекого города. Надеюсь в деревне хорошо и нескучно. Передавай привет матушке. Я, правда, хотел бы попросить у тебя прощение за многие свои не очень хорошие дела. Понимаешь, жизнь сейчас такая. Не жизнь, а выживание. Вот и приходится совершать поступки без оглядки. Затормозишь, захочешь оглянуться и задавят. А уцелеешь, так потом на ноги не поднимешься. Много чего я неправильно делал, просто не вспоминая о тебе. Так много, что перечислить не смогу. А если и смогу, то на это уйдет половина жизни (тут не удержавшись, приписал смайлик, будто это был смс). Нет, Совесть, слишком высока цена искупления. Да и вряд ли я все смогу вспомнить. Память многое затирает, особенно такое. Здесь это ни к чему, на суде божьем, если что припомнят. Так что постарайся меня понять и простить. Обещаю тебе, что впредь буду всегда сначала обращаться к тебе. Теперь я точно знаю, что ты у меня есть. Приезжай в гости в любое время. Квартира у меня большая, живу пока один, так что поместимся. До встречи. Искренне твой я.»
Перечитал написанное на несколько раз и убедился, что пегас давший людям вдохновение, затоптал мои творческие способности пыльными копытами еще в раннем детстве. Зато меня самого порадовало, что написано было хоть и с долей иронии, но живо и искренне. Вот этого я от себя не ожидал. Я вложил листок, заклеил конверт и с несколько неуместной торжественностью в душе, в графе «кому», вписал: моей Совести, деревня Совестинка, улица Порядочная, дом 1». Очень довольный своей работой я отправился назад на почту. Я чувствовал себя легко и непринужденно, как ребенок, которому недавно купили новую игрушку. А может как автор, который написал что-то с замашками на гениальность, или может, как художник нарисовавший картину, которую все окружающие хвалят не меньше чем шедевр… Внутри теплилось очень необычное чувство, тешащее собственное достоинство. Я терпеливо дождался своей очереди и с улыбкой, единственной среди хмурых, раздраженных в толпе лиц сунул письмо в окошко. Женщина пенсионного возраста повертела его в руках и ее редкие брови, излишне подведенные черным карандашом, поползли по лбу как две гусеницы. Сам лоб напрягся, образуя недовольные складки. Весь этот лицевой катаклизм выплеснулся несколькими возмущенными фразами:
- Куда отправить? Кому отправить? Сходите сначала к психиатру! Не тормозите очередь своими глупыми шутками, молодой человек, а то охранника позову! – она выбросила мне письмо и недовольно, словно при раздаче пайка в армии, хриплым прокуренным голосом крикнула – Следующий!
Я отошел к маленькому столику, за которым совсем еще молодая девушка, что-то подписывала. Вот она – серая реальность. Даже с собственной совестью поговорить не дают. Но мне надо! Надо чтобы письмо дошло! Я хочу помириться с Совестью! Мне казалось, будто меня облили ведром грязи, разом погасив все то непонятное тепло, которое заполняло меня изнутри. Вот только привычной мне ответной злобы не было, скорее мне стало стыдно. Девушка поднялась из-за стола, и я увидел как у нее их кармана выпала купюра. Она явно этого не замечала. Стоящие вокруг люди уже жадно поглядывали на деньги, следуя простому принципу: «Что упало - то пропало, а что пропало - то мое». Какой-то бритоголовый даже сделал едва заметное движение, но я его опередил, с той же беззлобной улыбкой встретив холодный взгляд. Я протянул деньги девушке. Скорее всего, это была студентка, писавшая письма родителям в другой город. Пусть не самый быстрый, но надежный способ кинуть весточку о себе.
- У вас упало, – сказал я, осознавая глупость двусмысленной фразы.
Она, как и следовало ожидать, смутилась. Забрала деньги, чуть снова их не выронив, пыталась что-то сказать и, в конце концов, пробормотала: «Спасибо». Я отмахнулся: «Ладно, чего там. С кем не бывает?!»
Я вышел на улицу. В кармане раздалось такое знакомое жужжание. Я достал телефон и, не обращая внимания на косые взгляды в мою сторону, во весь голос расхохотался. Новое смс сообщение гласило: «Я приехала, дорогой. Куда бросить вещи?»

Январь 2008 – март 2011. Кемерово.

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Остановка сердца
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Больно? Ну, сначала может и больно

- Больно? Ну, сначала может и больно. Потом просто грустно. Потом безразлично. И смешно в конце концов. Остро переживается только момент. А потом время осторожно, как дружелюбная старая собака, зализывает любые раны. И даже шрамика не остается. А до свадьбы так и вообще заживает. Это, учитывая, что и свадеб бывает несколько. Смирись, уехал ты от своей принцессы. Может, когда-нибудь еще и свидитесь, да только что толку-то? Жизнь, она мелькает как дорога за окном автобуса. И не то, что чувство, даже взгляд не за что зацепиться не успевает. А люди как деревья у этой дороги. Их много на пути и большая часть пролетает мимо. У каких-то мы притормаживаем, можем постоять в тени, или укрыться от непогоды. Иногда даже плоды собираем. Но потом снова путь, дорога. Как там у Бредбери в "Марсианских хрониках?" Да, да. Запахнет вдруг временем и все... новые деревья, новые плоды. Не так уж длинна дорога, чтобы оставаться всегда у одного дерева, когда стольких еще не видел. Желание вернутся... желание вернуть... Они такие же сиюминутные. Возвращаешься - значит двигаешься назад. То есть гладишь собаку-время против шерсти. Станет ли такая собака ласкаться? Нет, такая собака будет грызть старые раны.
Стремишься ты, например, к полюбившемуся дереву. Будет всю обратную дорогу трепетать душа в ожидании какого-то чуда. Вывернешь из-за холма, а там... А там ничего. Или пень. Давно уже спилили то дерево. Или еще хуже. Изгнил ствол, листья опали и ничего вокруг больше не растет. Вот оно опустошение. Самое горькое опустошение от разочарования. Но ведь для кого-то ты такое же дерево. Разочаруешься, так и самому сгнить не долго. Вот так вот... А как зовут-то ее? Катя? Хорошее имя. А то сейчас все какие-то Дианы, Карины, Евы... Мне так даже и не привычно. Фото есть? Хм... Красивая девочка, что тут скажешь. Расставание, говоришь?... глаза в глаза, через окно автобуса. Романтика! Понимаю. А еще автобус так медленно отъезжает от платформы, что хочется сорваться, догнать, запрыгнуть в него! Думаешь, не понимаю тебя? Думаешь, если размышлял тут о том, как мелькают люди, то сам ничего и никогда не испытывал? Думаешь, я постаревшее, циничное бревно, которому ничего не надо? Просто я знаю: люди совершают одни и те же ошибки. Вокруг простые и похожие друг на друга истории. Не пережить сердцем хотя бы одну - все равно что зря прожить. Без ревности, страсти, ожидания, жизнь уже не дорога, а лишь невзрачные черно-белые фотографии голых деревьев, движущиеся в медленном слайд-режиме. Мы все чего-то переживаем, некоторые впадают в стресс. Кто-то находит в себе силы жить дальше, а кто-то...
Казалось бы, если отказаться от чувств можно жить вечно. Да что-то не живет никто, а? Вот и я никогда не хотел. Знаешь, как ее звали? Да также и звали! Катерина. Катя. Катенька. Видишь, до сих пор помню. Сколько их было Кать таких? Много... И красивее были и умнее, и чего греха таить - стройнее. А вот ярко помню лишь ее. Как будто и не было тех, других. Любовь? Ну тогда может я так думал. Думается мне старику, что любовь - чувство постоянное, оно воспринимается как данность и, наверное, не оставляет таких глубоких следов в памяти. Влюбленность - другое дело. Особенно в молодости. Чуешь, к чему я? Удар двух кусков кремния - вспышка! И выжигается образ на сердце и в памяти. И, кажется, никуда от него не денешься. Думать не можешь о другой - тупик... И ни тебе счастья, ни ей. Такое бывает даже когда она рядом. А если она далеко... Тогда совсем все сложно. Изнываешь от тоски, хочешь хоть краем глаза увидеть ее лицо... услышать от нее слово...
Но если между вами триста-пятьсот километров, они делают свое дело. Это не просто пустая пропасть расстояния. Она заполнена лицами, судьбами. Вы, каждый вращаетесь в своем водовороте, которым нет дела до ваших чувств. А в молодости ведь надо чтобы любовь была постоянно рядом, здесь! Чтобы можно было дотянуться рукой и потрогать. Вот тогда-то образ в сердце становится камнем на шее, будет тянуть на самое дно. Успеется еще, успеется. Пока тебе двадцать можно и на поверхности поплавать. Не стоит думать, что каждое миловидное личико - это твоя судьба. Забудь. Будут еще. Иногда ей самой проще забыть, чем жить эфемерной надеждой. Ждать? А если завтра конец света? Он откладывается и откладывается, а она все ждет и ждет, а потом раз! Наступил, предположим. Сколько пустых и бессмысленных дней она просуществовала, веря во встречу? И ты также. Никто ласково не проведет рукой по щеке, никто не поцелует, лишь далекое едва теплое "алло" будет как порванная струна звенеть в ушах...

Я понял, что собеседник мой уснул. Я и сам проваливался все глубже в такой теплый приятный сон. Автобус мерно покачивался, словно убаюкивал, а в запыленном окне мелькали деревья. Я не спал три ночи - все то недолгое время, которое я провел с Катей, пытаясь каждую минуту быть с ней, зная, что потом уеду. Кажется, я клюнул носом, но снова открыл глаза. Прав. Он ведь прав. Я осознаю это. Но как такое принять? Может дело в возрасте? Может лет через тридцать и я поведаю попутчику что-то похожее? Попытаюсь оградить с высоты лет от ошибок молодости, хотя и буду знать, что без них нельзя. Автобус повернул. Сквозь сонливое состояние с трудом пробилась мысль, что по маршруту следования он заходит еще в один городок и стоит там некоторое время. Деревья сменили дома. Они все медленней плыли за окнами, это автобус замедлял ход. Он развернулся, и я увидел вокзал. Почти пустой, в такое раннее время. Мелькнула цифра девятой платформы и сквозь шум урчащего двигателя послышалось шипение двери. В салоне началось шевеление, были такие кто приехал, куда хотел. Мой собеседник тоже встал и, вылезая в проход, оперся рукой на мое колено. Я увидел - рука дрожит. Что с тобой отец? Куда ты? Оставляешь меня одного во сне? "Во сне? - усмехнулся он - Нет, я оставляю тебя Весне!" Но кто же расскажет мне о жизни и о любви? Кто поможет мне забыть? Все... это дерево промелькнуло... Тебе пора ехать дальше. Что же это? Сон или реальность?
Я посмотрел в окно. На платформе стояла пожилая женщина. Она неотрывно смотрела на автобус и кого-то ждала. Что было в этом взгляде? Ожидание... измученное ожидание, трепет души. Да, это точно сон. Разве мог я из пыльного окна разглядеть эти глаза? Нет, нет, не мог! Я сплю. Автобус плавно отъезжает. Какой все-таки похожий на правду сон... А она стоит и уже не смотрит на автобус. Она смотрит на него. Неужели это ты, отец?
Он идет к ней, медленно, словно боясь. Она протягивает к нему руки. И мне кажется, что я знаю... знаю как зовут эту женщину. Но автобус поворачивает, и тайна любви ускользает от меня.
Вечность спустя автобус мчится по дороге и за окном пролетают деревья. Кресло рядом со мной пустует, но мне не одиноко во сне. Мне снится Катя, и я улыбаюсь...

Ноябрь 2010-март 2011, Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Крыша плывет не спеша
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

«Время летит вскачь, день ото дня…»

«Время летит вскачь, день ото дня…» - как поется в одной современной песне. Иногда я думаю: а что бы было, если бы дни шли в обратную сторону? Да ничего особенного и не было бы. Просто мир был бы чуть иначе устроен. Разве важно, почему сутки начинаются с утра? Вот для меня, например, нет ничего важнее желтой лампы, той что горит у меня над головой. Ее желтый свет для меня – самое постоянное время суток. Окон в моем доме нет, потому, что я живу в маленькой каморке на крыше девятиэтажного дома. Посетить такой домик мечта каждого ребенка, читавшего «Карлссона». Вот только я уверен – не стоит детям видеть такое, совсем не это представляла старушка Астрид.
Мы веками готовим светлое будущее для следующих поколений, а оно все как-то не приходит и не приходит. Моя настоящая жизнь – далеко не сказка. К маленькой дверце я прибил железку и выцарапал на ней свое имя, на всякий случай, чтобы не забыть. Только оно давно уже стерлось под дождями и снегом... Во дворе все звали меня просто - Крышевой. Я так к этому привык, что стал забывать настоящее имя. Относились ко мне по-разному, но по-настоящему своим видом я не пугал только детей. Я не вызывал у них брезгливости или отвращения. Не слышал от них вслед: "Развелось тут бомжей!". Многие жители дома называли меня стариком, но это не так. Я был еще молод. Точно и не скажу сколько мне лет (день рожденье ведь не праздную), но точно знаю, не старше сорока. Люди смотрели на меня поверхностно, мол, борода у него – значит дед. Вот только я одиннадцать лет назад правило взял – в зеркало не смотреться. Потому в моем шалаше его нет. Кто и для чего возвел на крыше обычной девятиэтажки закуток из четырех стен я не знаю, но очень ему благодарен. У меня тут умещался даже старый диванчик. Из рваного поролона кое-где проглядывали металлические пружины. Рядом стоял потертый стол (вернее старая школьная парта, выброшенная за ненужностью). Затащить ее на девятый этаж мне помогли дети. Но на крышу я их не пустил. Говорю же – нечего там делать малышам.
Самой неотъемлемой частью моего дома, продуваемого всеми ветрами, является круглая лампа. Уже давно она для меня и солнце, и луна, и звезды. Лампа излучала слабый желтый свет до тех пор намозоливший глаза, что мне стало казаться, будто сама она желтая. Конечно, бывало теплыми летними ночами, я ложился спать под открытым небом, расстелив измятый матрас прямо на крыше. Но то были редкие выходные дни, когда я не работал. «Кем же работает безработный?» – усмехнулись бы вы, только раз меня увидев. «Просто я работаю волшебником» - ответил бы я, шутя, словами старой песенки. Вся моя нехитрая жизнь была на бумаге. Сутками напролет я писал рассказы. Одни рассказы о жизни, другие являли собой короткие философские размышления, а иногда выливались в масштабные фантастические романы. Порой я писал ночью, при свете родной желтой лампы, а днем отсыпался. А когда в коморке становилось слишком душно, настежь открывал дверь и желтый свет изливался в сумерки.
Спасибо добрым детям, снабжавшим меня бумагой. Они часто, тайком от родителей, приносили мне чистые тетрадки и клали их возле лестницы на крышу. Дай Бог им здоровья. Рассказики мои им тоже нравились. Одно время я писал о детях и для детей, напрочь забыв о насилии. Потоки крови и брань перестали течь со страниц моих даже самых невероятных фантастических произведений, навеянных такой вот жизнью и обидой на нее. Иногда мою писанину читали взрослые. Были даже те, кто платил мне гроши за какой-нибудь сценарий для свадьбы или другого праздника, и я исправно писал, вкладывая в труд душу. Этих грошей, да еще тех, что иногда приносили жалостливые дети, мне на жизнь и хватало. Да и много ли надо одному человеку для жизни? Не для роскошного прожигания, а для обыкновенного существования в самом его не прихотливом виде. Кусок хлеба, стакан воды – вот и все, что надо. А остальное – уж как повезет. Теперь, по прошествии стольких, лет меня никто не убедит в обратном.
Порой лежу на своем продавленном диване, смотрю на косые потрескавшиеся стены и слышу, как буйствует ветер за кирпичной стеной. Как представишь себя там, на улице, так и радуешься своим стенам. Зимой, конечно в каморке холодно, но у меня есть старый обогреватель. Во время морозов я старался без надобности не покидать жилье. Боялся, что обогреватель упадет, и мое пристанище сгорит вместе со всеми многолетними трудами. Законченные рассказы я бережно складывал в полиэтиленовые пакеты или заворачивал в целлофан. Все произведения собственной фантазии я писал от руки и складывал их стопкой в угол. Больше всего на свете боялся, что бумага отсыреет и рассыплется.
Сидя на пороге коморки, я размышлял, пытался понять, откуда люди берут свое вдохновение? Что толкало великих авторов на написание своих творений? Да, из окружающего мира можно черпать столько эмоций и впечатлений, что и за всю жизнь не опишешь всех душевных порывов. Ведь каждая вещь может стать источником вдохновения! Мне и идти далеко не надо. Я подхожу к краю крыши и смотрю на провода. Если мне виделось, что они оплетают дома как инопланетные щупальца, то сразу возникало желание писать фантастику. Когда я видел, как на них сверкают капли осеннего дождя, или зимой на них медленно опускаются тяжелые снежинки, я начинал писать что-то романтичное, светлое. Удивительно, как много можно увидеть в обычных проводах! Зимой они похожи на длиннющих змей, но присмотришься… Да это же заиндевевшие на холоде новогодние украшения – гирлянды, развешанные между домами! Чудно изгибаясь, они соединяют одни многоэтажки с другими, и перепрыгнув на столбы, убегают куда-то вдаль. Я смотрю на них не снизу вверх, я смотрю на них с их высоты. Высота… «Брызги ветра висят на промокших карнизах» - вспоминаю я слова песни.
Иногда в дождь я бегал по крыше, совсем как ребенок. Радовался каждой упавшей на меня капле, что-то кричал. А потом лежал на своем диване больной, простудившийся. Но что такое неделя болезни по сравнению с минутой ребячьего счастья? Счастья мальчишки обросшего бородой? Кашляя, я смотрел в открытую дверь. А там, на мокрых проводах, сидели птицы, некоторые взмывали еще выше - в небо. Они собирались в стаи и отправлялись в далекое путешествие, в поисках новой жизни.
Недавно я пересматривал свои рассказы и наткнулся на дневник многолетней давности. Писать дневники – занятия для юнцов. Сейчас я понимаю, это как никогда хорошо. Наверное, пройдет еще лет двадцать и я, постарев, буду думать, что был не прав. Захочется вспомнить молодость. Ну а пока… я с презрением рассматривал наивные записи и фотографию светловолосой красавицы, аккуратно вложенную на заднюю страницу. Я не помнил кто она такая. Со скукой в глазах я проглядывал все, что писал в порывах чувств. «Да, юность проходящая иллюзия – думал я – тебе кажется, что в мире нет ничего сильнее любви». А вот теперь кого я люблю? Люблю свою кошку – костлявую и такую же, выброшенную на произвол судьбы. А еще люблю желтую лампу, к которой провода вдохновения несут свет жизни…. и конечно же, я люблю крышу. Крыша - мой дом, вся целиком, с каждой ее антенной, с каждым отслоившимся куском рубероида, с каждой застоявшейся лужицей. Покидал я ее редко. Выходил во двор из подъезда и чувствовал себя на земле неуютно, скованно, как обезьяна, впервые спустившаяся с дерева или русалка, получившая вместо хвоста ноги. Спускался я лишь для того чтобы поискать вдохновение в чем-нибудь еще кроме проводов.
Однажды зимой, вернувшись с такой прогулки по дворам, я обнаружил, что забыл закрыть люк на замок. Замок был маленький но крепкий, мне его подарил один дворник во дворе. Красть у меня совсем нечего, а я испугался – вдруг воры? Смешно, правда? Я верил, что у меня полноценный дом, какой бы он не был. Не стоило его покидать так надолго. Я высунул голову, щурясь от январского солнца, и тут же по ней получил. Тут бы вроде и поверить, что забрались бандиты. Да только удар был слабый, ни оглушать, ни делать мне больно захватчики не хотели. Я завертел головой и от неожиданности и чуть не свалился с лестницы. И тут мне накинули что-то шерстяное на глаза и затянули на затылке. Я замер. Кто знал, чего еще можно было ожидать от появившихся гостей. Меня попытались втянуть наверх. Над ухом послышалось кряхтение, но не то я был слишком тяжелым (в чем я честно сомневался), не то нападавшие были слабоваты. Я осторожно вылез на крышу, теперь уже просто легонько подталкиваемый со всех сторон. Те, кто вел меня, хранили молчание. Скрипнула дверь. «Завели в каморку» – понял я и почувствовал, что мой обогреватель работает. Там, где стоял рабочий стол, послышалось какое-то шушуканье. Затем ко мне подошли сзади и сняли повязку. Я ожидал увидеть сотрудников милиции в форме или, каких-нибудь охотников за металлами в черных шапочках, с кусачками, даже инопланетян, выбравших мою крышу местом парковки своей тарелки, но только не это. Я даже протер глаза, чтобы убедиться: не кажется ли мне? Передо мной было трое мальчишек лет девяти-десяти с раскрасневшимися от холода лицами. Я их не знал. Наверное, они были с другого двора. А может я их просто придумал? Повязка, которой мне закрывали глаза, оказалась вязаным шарфиком зеленого цвета.
- Приветствую тебя, Земляк! – сказал мальчик в блестящем серебристом пуховике – Почему ты пробрался сюда тайно?
- Тайно? – возмутился я – Это моя крыша! Я живу на ней уже одиннадцать лет!
- Да будет тебе известно, что ты на борту Небесного корабля! – сказал он, многозначительно подняв палец.
Ребята утвердительно закивали.
- Его нашли в трюме, Серый – подтвердил стоявший слева мальчуган в желтой куртке и высокой полосатой шапке-«петушке».
- Это в том, который выходит на Землю? – уточнил, названый Серым.
Третий мальчишка, одетый в клетчатое пальто, припорошенное снегом, усиленно закивал, так что шапка-ушанка съехала на глаза.
- Может ты шпион? – прищурился Серый. Из-за серебристого цвета его одежда смахивала на футуристический скафандр.
- Какой еще шпион? – разгневался я – Да поймите же, моя это крыша, живу я здесь! Живу! Потому что больше негде! Может вы пойдете играть в какое-нибудь другое место?
Серый пропустил последнюю фразу мимо ушей, зато с интересом спросил:
- Так на Земле, – он выделил это слово с неким презрением – У тебя нет дома?
Я пожал плечами.
- Есть хочешь? – неожиданно спросил он.
Ох, зачем он это спросил, ведь пока не помнил – не хотел. Врать детям под аккомпанемент собственного желудка я не стал.
- Сгущенка, притащи чего-нибудь – повелительно обратился Серый к «Петушку».
Я сначала подумал, что нырнувший в дверь мальчишка пошел за сгущенкой, но припомнив собственное далекое детство, понял что Сгущенка – это прозвище. Наверняка, у мальчика фамилия, вроде Гущина.
- Я капитан корабля «Возвышенный» И зовут меня Серый. А кто ты, незнакомец? Как зовут тебя?
- Крышевой меня зовут! – ответил я, понимая, что заигравшегося капитана, скорее всего дома зовут Сережей. – И я - хозяин этой вот каморки!
Сережа распахнул глаза в каком-то суеверном ужасе. Пока он шептался с мальчиком в клетчатом пальто, я огляделся и облегченно выдохнул. Все мои рассказы по-прежнему лежали стопкой в углу. Правда, некоторые изменения все же появились. На столе была расстелена большая карта, рисованная цветными карандашами и фломастерами.
- Вы капитан Крышевой? – наконец обратился ко мне мальчик, на этот раз с большим уважением. – Тот самый, что первым поднялся в небесное море? Мы слышали о вас от других небесных моряков.
От ответа меня спас появившийся Сгущенка. Он принес в руках две шоколадки и протянул мне. Я неуверенно посмотрел на мальчишек. Те дружно закивали. Я развернул один батончик и присел на край старого дивана.
- Так расскажите, во что вы играе… что здесь происходит? – спросил я, откусывая шоколадку.
- Нам надоело жить на Земле, – нехотя призналось клетчатое пальто.
- То есть как это надоело? – не понял я и даже испугался, вдруг здесь намечается какой-нибудь массовый детский суицид?! Сейчас все возможно...
- Паня, не пугай гостя. Лучше иди, оповести команду о том, что мы нашли капитана Крышевого! – буркнул Серый и мальчик в ушанке исчез за дверью.
Капитан «Возвышенного» обратился ко мне:
- Поэтому мы решили отправиться в путешествие по небесному морю. Я собрал отважную команду, обожающую риск и приключения! Древние легенды гласят, что первым человеком, поднявшимся над землей, был капитан по прозвищу Крышевой! Но он бесследно пропал много лет назад.
«Что же, пусть будет по-вашему» - подумал я. Не часто на мою долю выпадали такие истории. Хотят видеть пропавшего капитана - буду пропавшим капитаном. Не знаю, что конкретно заставило меня подыграть, а не погнать их прочь. Может серьезность, с которой они верили в свой воздушный корабль, может собственный излишний романтизм и наивность. Ну не мог я ругаться на детей! На секунду я даже представил, как плывет в огромных кучевых облаках одинокая крыша, как подтягивают ее паруса из простыней стянутых проводами, смелые дети. А под вечер она входит в алый порт Заката, и мальчишки отправляются по каютам, ужинают с родителями и ложатся спать, чтобы с утра со свежими силами вывести необычное судно из тумана. Для тех, кто на земле, крыша остается на месте. Но на самом деле это не небо движется, не облака гонимые ветром, это она движется, когда на ней есть команда.
- Я не пропал. Я… я искал лучшую жизнь. И пока не нашел. Но вернуться я не мог, ведь так и не достиг цели – ответил я так просто, что мальчишки опешили.
Серый шмыгнул носом, он явно не ожидал такого поворота событий. Все-таки редко взрослые действительно играют. Ну, то есть, по-настоящему. Многие теряют это свойство уже лет в тринадцать. Они перестают видеть цельную воображаемую картину, доступную детям. Они играют потому, что это надо, чтобы проявить о ребенке заботу, а не потому, что хотят. И игра не получается. А во мне, наверное осталось что-то от такого же десятилетнего мальчишки и дети почувствовали меня. Я стал для них такой же частью приключенческой игры, как крыша-корабль. Теперь им не нужно было представлять меня исчезнувшим капитаном, я ведь и был этим капитаном! И раз уж приняли меня…
- Что-то не очень он похож на Крышевого… - заметил Сгущенка, переборов удивление.
- А ты что его видел что ли? – недоверчиво покосился на него Серый – Забыл? Его никто не видел. Вон, гляди какая у него борода! Он же столько лет бродил в неизвестных облаках! Мы уважаем ваш подвиг! – обратился он ко мне – но на нашем корабле вы должны будете занять полезную должность. Зима сейчас, команде холодно. Иглу делать умеете?
- Это дом эскимосов из ледяных глыб? Никогда не пробовал – признался я честно.
- Плохо, – констатировал капитан.
- Может сделаем его смотрящим? – предложил Сгущенка.
- Не надо – попросил я – Я высоты боюсь.
На самом деле я боялся не этого. Наверняка забираться надо было на какую-нибудь антенну под током. Хорошо бы проследить, чтобы дети сами туда не полезли.
- Что же вы умеете? – серьезно спросил Серый. – Расскажите, а не то придется бросить вас за борт! На съедение хищным птицам!
- Я не умею плавать в облаках, но я умею писать!
- Без ошибок? – уточнил он.
Я кивнул, и Серый расцвел в улыбке.
- Назначаю вас ответственным за бортовой журнал. Когда мы вернемся из путешествия, мы отдадим журнал нашей классной учительнице.
- Зачем? – не понял я.
- Ну как же! Она у нас такая строгая! Все ей объясняй. Почему урок прогулял, где был!
- Так вы школу прогуливать хотите? – я понял, что во мне проснулся занудный «взрослый», но ничего поделать не мог.
- Сейчас зимние каникулы – спокойно объяснил мне Серый, – Но вдруг мы вернемся позже? Это будет почетная должность – уверенно сказал он.
Дверь распахнулась, впустив Паню и порыв ледяного ветра. Шапка его была сбита набок, глаза встревоженные.
- Серый, команда требует, чтоб ты объяснил им куда мы плывем. Нам нужна ЦЕЛЬ!
Игра конечно не требует целей, а вот опасное далекое путешествие это другое дело! Серый растерялся и я его понимал. Для детей игра не развлечение, а образ жизни.
- Я еще не дорисовал небесную карту – насупился капитан – Пусть подождут.
- Не будут они ждать! – Паня стянул шапку и взъерошил мокрые, спутанные волосы. Снег на его пальто стал таять от тепла обогревателя и я понял – нетерпеливая команда поваляла незадачливого посланника в сугробах – не выйдешь к ним, они бунт устроят и нового капитана изберут!
Серый вздохнул.
- Легенду придумать надо. Такую, чтоб заинтересовать, – подал я идею поникшим мальчишкам – Вот например, будто за истоком небесного моря есть Лучшая Земля.
- А это как? – чуть ли не хором спросили они, ухватившись за идею.
- Ну, - загадочно протянул я и увидел, что глаза мальчишек заблестели – По легенде, у каждого она своя. Вот, например, для вас на ней не будет… школ! Да, школ! – подтвердил я, глядя, как Сгущенка приоткрыл рот.
- И учителей нет? – сухо сглотнул Паня.
- О, да! – воскликнул я вдохновенно – И дневников и тяжелых ранцев! Это же Лучшая Земля!
- А что же тогда там есть? – задал свой вопрос Серый, все-таки он был капитаном.
- Там есть бесконечные просторы фантазии! – заверил я – Когда стало понятно что там, внизу – я демонстративно посмотрел себе под ноги – для меня жизни нет, я как и вы собрал команду. Но в моем нелегком пути друзья постепенно покидали меня. В конце концов, я остался один, брошенный всеми. И все бы ничего, но начался шторм. Он разбил мой корабль, и я на щепке вот уже одиннадцать лет скитаюсь по волнам проводов, что рассекают Небесное море. Я так и не добрался до Лучшей Земли! – как хорошо, что дети не могли понять, что отчасти я говорю правду. А может, могли? Хотя, конечно для них это тоже была правда, только другая. – Может вам повезет больше! – крикнул я в порыве чувств.
- Капитан Крышевой, - тихо позвал Серый. Было в его тоне что-то такое недетское, что я насторожился. – А что вы увидите на Лучшей Земле. Чего вы ищите на ней?
Три пары ясных глаз обратились ко мне. Я натянуто улыбнулся, но дети чувствовали фальшь. Я открыл и закрыл рот, как рыба, но сказать ничего не мог. И тогда я умоляюще попросил:
- А это пусть останется моей тайной. Тайной капитана Крышевого. Когда-нибудь вы ее узнаете. Когда-нибудь, но не сейчас.
- Куда нам надо будет держать курс? Вы знаете? – с надеждой спросил Сгущенка, поправляя «Петушок».
- Начнем с того, что вряд ли Лучшая Жизнь будет на таком морозе. Вы бы дверь закрыли, не выстужали мою ка… каюту капитана Серого. А то, у него тут много всяких карт важных – я покосился на свои рассказы и добавил, обращаясь к Серому – Скажи членам команды, держим курс на Весну!
Как там в песне-то поется? «Мы обязательно встретимся, слышишь меня? Там куда я ухожу – весна». Ребята выбежали на улицу. А я сел на диван, поближе к обогревателю, достал из кармана клочок бумаги и карандаш (ручки на холоде не писали). Уверяя себя в том, что это все от «нечего делать» - я аккуратно написал наверху: «Судовой журнал Возвышенного. День первый». Далее на листе я коротко изложил только что придуманную легенду капитана Крышевого, приукрасив ее парой фактов собственной печальной биографии. Минут через пятнадцать вернулся Серый и сообщил, что команда готова следовать маршруту, но многие воочию хотят убедиться в существовании героя. Завтра он представит им меня – живое доказательство. Я беззаботно согласился и показал свой отчет за первый день. Серый покачал головой, сказал, что журнал должен писаться ручкой, на хорошей бумаге и тут же пообещал с утра принести и то, и другое. На улице уже стемнело, а мальчишка все не уходил – топтался на пороге.
- Пора бы и тебе тоже в свой кубрик, капитан, - заметил я, глядя на его круглое лицо в свете желтой лампы.
Серый посмотрел на меня внимательно, и в его глазах вновь сверкнуло что-то совсем недетское, как будто ему было уже лет пятнадцать.
- Мы ее найдем! – уверенно сказал он, и вышел во тьму зимнего вечера.
- Кого? – озадаченно крикнул я вслед.
- Новую, Лучшую Землю! – донес поднимающийся ветер.
Ночью бесновался ураган. Хлестал, завывал, захлебывался. А я, скорчившись рядом с обогревателем, царапал в наполовину исписанной тетради какой-то страшный рассказ о том, как девушка брела одна, по снегу, замерзала, а рядом в окнах домов счастливые семьи справляли новый год. Нет, все не то! Наверное, исчерпалось мое вдохновение, а вместе с ним исчезла и последняя радость из жизни. Вышло из меня вдохновение, как воздух из шарика. С этими мрачными мыслями я уснул. Будильника у меня нет, поэтому, когда меня стали легонько трясти за плечо, я испытал давно забытые чувства. Меня будили!
- Капитан Крышевой, вставайте! Команда хочет вас видеть!
Я разлепил глаза. Сверху на меня смотрело нетерпеливое лицо Серого. Уши торчали из-под «адидасовской» шапочки. На нем был все тот же отливающий металлическим блеском серебристый пуховик. Серые глаза выжидающе смотрели на меня. А может прозвище ему дали за однотонную одежду и цвет глаз? Я попробовал поверить, что могу быть отважным капитаном, которому не страшны шторма и одиночество. Не вышло. Но я поднялся с дивана и твердо сказал:
- Я готов. Веди меня к команде!
Серый распахнул дверь каморки. Я надеялся, что в нее заглянет холодный солнечный луч, но небеса были затянуты тучами, шел снег. На пороге сгрудилась пестрая толпа ребят. Их было человек десять – в разных одеждах, разного роста. Девчонок среди них не было. Я окинул их строгим взглядом и хохотнул:
- Ну что, салаги, готовы ли вы отправиться в трудное и опасное путешествие?
Мальчишки выглядели растеряно. И правда, где это видано, чтобы взрослый дядька вот так вот! А я уже окончательно вошел в ту роль, которую совсем недавно не мог на себя примерить. Моя фантазия, которая прошлой ночью была узкой, как каморка, вдруг обрела свободу. Я на одном дыхании призывал их всех отправиться на поиски Лучшей Земли. И вот уже дети отозвались восторженными криками согласия. Только высокий мальчуган из первого ряда сверлил меня подозрительным взглядом. У него было грубое лицо, большой нос, глубоко посаженные глаза, да и голос тверже.
- Почему мы должны вам верить? – спросил он, хмуро глядя на меня – Вдруг этой Лучшей Земли не существует?
- Существует, Мася! – уверенно сказал Серый – Мы не верили, что капитан Крышевой существует, но нашли его!
Мася пожал плечами и отвернулся. Глубоко внутри меня шевельнулась совесть. Я ведь вру им всем. Или не вру?
- Вчера был шторм! – громко сообщил я – Наш корабль выстоял, но получил некоторые повреждения. Поэтому надо бы заняться ремонтом и укреплениями.
Дети снова согласно закивали. Мася фыркнул:
- Это что же получается? У нас теперь два капитана? Кого же нам слушать?
- Ваш капитан – Серый – объявил я, отступая на шаг – Я летописец вашего путешествия.
Кто-то из детей залепил Максимке в затылок снежным комом.
- Приказывай, капитан – кивнул я Серому.
- Команда! Все на строительства укреплений! – звонко крикнул он, и я только теперь заметил, что он немного картавит.
Ребята побежали на середину крыши, туда, где шапка сугробов была выше их роста. Ох, знали бы матушки, где их детки гуляют, да с кем якшаются! За ними глаз да глаз нужен. Опасно ведь на крыше. Я уже хотел пойти за ними, но почувствовал, как крепкие ручонки обхватили меня ниже пояса. Я потрепал его по шапке и строго сказал:
- Ну-ну, капитан, не время для благодарностей! Беги к команде, да следи, чтоб ближе чем на три метра к краю никто не подходил. А если случится чего – сразу ко мне.
И он проваливаясь валенками по щиколотку, побежал туда, где дети уже рыли окопы, строили башенки и проходы. Я крикнул убегающему мальчику:
- Звать-то тебя как, Серый?
И он крикнул в ответ:
- Сережей дома зовут!
Я присел у порога. Холодный ветер щипал лицо. Детей у меня не было. Но предаваться пустой грусти не хотелось. Как и надеяться на что-то. Пустые надежды выжигают душу. Нащупал еще один мятый листок в кармане. Поднялся и пошел писать «день второй», не забывая поглядывать на то, где бегают члены команды. Дважды я оттаскивал Масю от края, снял Сгущенку, забравшегося высоко, на вентиляционную шахту. Дети были очень увлечены созданием снежного городка. Ведь это был не просто городок! Это были снежные каюты на крыше! Двое близнецов в желтых куртках и черных перчатках, похожие на трудолюбивых пчелок, сновали туда-сюда, таская снежные комья. Паня разгребал маленькой деревянной лопаткой все, что вьюга наметала в туннели. Сережа помогал то одним, то другим, не забывая отдавать распоряжения.
За три дня они возвели целый снежный замок со своей системой ходов и окошек. Дети были счастливы, чего нельзя было сказать обо мне. Мне мучительно хотелось писать, но я не знал о чем. Провода уже не вызывали во мне прежнюю бурю эмоций. Похоже, я переживал творческий кризис. Одно радовало – дети приходили почти каждый день. Приносили печенье, шоколадки, спрашивали о моем неудавшемся путешествии. И я, видимо из остатков своего вдохновения выдумывал захватывающие истории. Чаще всего забегала троица: Серый, Паня и Сгущенка. А один раз пришел Мася. Посидел, насупившись, так ничего не сказал и вышел.
Месяца через три, утром, в покосившуюся дверь постучали. Я решил, что это Сережа. Вчера вечером он зашел, попросил почитать «Судовой журнал» и забыл у меня очки. Но вместе с утренним солнцем в каморку заглянул взбудораженный Мася.
- Чем обязан вашему визиту, Максим? – спросил я, улыбнувшись, но все-таки испытывая легкое недоумение. Такого гостя, да с утра пораньше я не ожидал.
- Ка… капитан Крышевой – обратился он и вдруг вытянулся по стойке смирно. Теперь я совсем растерялся. – Простите за недоверие – выдохнул он – Мы нашли!
- Что нашли? – озадачился я.
- О-р-и-е-н-т-и-р! – выговорил он, явно довольный – Посмотрите – кругом весна!
- Что же… - наконец сказал я, вдохнув полной грудью потеплевший воздух – Теперь осталось отдаться на волю течению. Глядишь - оно нас к лету вынесет! А за ним… - улыбка сошла с моего лица – а за ним должна быть Лучшая Земля – с трудом договорил я.
«Неправда - горько вздохнул внутренний голос – за ним будет осень и зима. Снова бессмысленные поиски весны и лета». Как поется в песне? «Что такое осень – это небо. Плачущее небо под ногами…»
- Значит, если найдем лето, то найдем и Лучшую Землю?
Я покачал головой.
- Нет, не найдем. Не хочет она, чтобы люди ее находили.
- Как это не найдем?! - закричал Мася, вскакивая с места – Три месяца плыли, а теперь не найдем? Еще чуть-чуть и она покажется. Вот увидите!
Я пожал плечами и отвернулся, как он, в первый день нашего знакомства. Жизнь вообще потеряла для меня всякий смысл: лучшая не лучшая… какая разница? Я до сих пор ничего не мог написать! Ничего кроме судового журнала для десятилетних мальчишек! Вот уже месяц я писал его в большой тетради с твердой обложкой – Сережа принес. Они забегали теперь не часто, все-таки путешествие – одно, а школа – другое. И тогда, скучая по их радостным лицам, я доставал подаренную Серым ручку, и придумывал наше путешествие дальше.
Чем больше я писал, тем больше понимал, что вновь могу заниматься любимым делом. Нет, это уже не был судовой журнал для игры. Это стало настоящим приключенческим рассказом, только не о роботах и пришельцах, не о драконах и магах, а о детях…
Я заканчивал работу над повестью «Хроники облакопроходцев» в тот день, когда Мася сообщил, что мы достигли второго ориентира. Герои моей повести стояли в последнем дне лета, понимая, что все было напрасно, никакой Лучшей Земли у истоков Небесного моря не существует.
- Есть, есть она! – Сережа и Мася заглядывали в тетрадь с двух сторон. Я так увлекся написанием, что не заметил, как они пришли.
- Увы, – вздохнул я – Вы ведь и сами видите – нет ее! Ошибался я.
- Наверное, вы сбились с курса – предположил Мася с хитрой улыбкой.
- Нет, не сбились – тихо сказал Сережа – Просто для капитана Крышевого она чуть дальше, чем мы думали. Да и крыша плывет слишком медленно! Капитан, помните, вы обещали нам рассказать, что увидите на Лучшей Земле? Пришло время открыть тайну!
- Там для меня есть новый стол – грустно ответил я – Листы сухой бумаги, ручки! Я всегда мечтал стать настоящим писателем, да все как-то не получается…
Сережа задумался и вдруг сказал:
- Вы почти у цели. У меня папа в издательстве работает. Я возьму наш судовой журнал и отдам ему. А он напечатает книжки! Только пусть конец у нее будет другой! – с этими словами он схватил мою писанину и выбежал.
- Вот, видите! Вы ее почти нашли! – торжественно воскликнул Мася.
Ох, если бы они понимали как все непросто… ведь никто не возьмется печатать рассказы бездомного, живущего на крыше. Сколько «но» есть на этой Лучшей Земле, которую побежал искать ему капитан. Как бы только Сережке не влетело от отца, когда тот узнает, кто дал его сыну такой журнал. А то еще и совсем запретят ему из дома выходить – так и в гости забегать перестанет. Или хуже всего – родители в милицию позвонят. Тут и конец моему крышевому дозору. Но раз уж взялся играть, раз поверил в мечту, надо было идти до конца.
- Но как же вы? - спросил я у Маси – Путешествие подходит к концу, а вы так и не видите Лучшей Земли!
- Как это не видим? – возмутился мальчик все с той же задорной улыбкой – Сгущенка говорил: там не будет школы, учителей, дневников – ведь так? Это вы нам обещали!
Я печально кивнул, понимая, что обманул ребят.
- Так и есть! Мы ее нашли! Сегодня первый день летних каникул!
Вот оно что! Я улыбнулся.
- Доплыли – радостно прошептал я.
Мася распахнул дверь и во все горло уже ломающимся голосом закричал: «Приплыли!» Оказалось, на крыше собралась вся команда. Они ликовали! Прыгали, кричали! Кто-то взялся бросить якорь. Ребята затащили на крышу тяжелую ржавую железяку к которой был привязан грязный лохматый канат. Один его конец обвязали вокруг трубы, а сам якорь спустили вниз вдоль стены. Кругом была беготня и как маленькие солнечные зайчики скакали улыбки. Только капитана не было видно среди довольных лиц. Он где-то там внизу изо всех своих десятилетних сил искал Лучшую Жизнь, не для себя…
- Причалили! – крикнул я, перекрывая вопли – А теперь все с корабля на землю, где нет школ и учителей! Вперед! Гулять, бегать, и быть счастливыми!
Крыша опустела. «Все-таки нашли!» - подумал я, поглаживая худую серую кошку. Я был все тем же, но что-то дрогнуло, что-то изменилось внутри. Что-то поменялось и в самом мире. Я закрыл глаза, и прислушивался, вдруг раздадутся Сережкины шаги? Тогда я открою глаза, и, может быть, увижу на горизонте заветную сушу.

Август 2008 - март 2011. Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Что такое глубость
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Валя твердо был уверен в том, что если начать что-то копать, например землю, снег или песок, то обязательно найдешь что-то интересное.

Валя твердо был уверен в том, что если начать что-то копать, например землю, снег или песок, то обязательно найдешь что-то интересное. И чем глубже будет яма, тем важнее будет находка. Вот только больших копательных работ в его жизни еще не было, а мама и папа не разделяли любви сына ко всякого рода ямам и отверстиям. Валя же с удовольствием смотрел по телевизору, как огромные строительные машины что-то роют. А если во дворе случался прорыв канализации, первым бежал смотреть, на какую глубину ушел ковш экскаватора. Когда подростки, завидев его на насыпях земли, кричали: "Эй, малыш, не сломай себе шею", он в ответ кричал, что она у него особая - тран-шея и приспособлена для спуска на любую глубину. Но те только смеялись. Да и можно ли было всерьез на них обижаться? Ходят по двору толпами и только и делают, что на лавочках сидят или у подъездов топчутся. А вот он, Валя, под землю спускается, прямо как дед его, который шахтером был. Ну что тут скажешь, одно слово - трусы! И все же спрыгивая на трубы, он сам побаивался. Часто они были горячими, и можно было обжечься, а еще везде была разбросана страшная стекловата. Если попасть в нее рукой, то с руки надо будет срезать кожу. Именно так рассказывал Ятив. Звали-то его Витькой, но он говорил, что он - маг, знает кучу заклинаний, и поэтому у него должно быть волшебное имя. Был этот волшебник Валькиным другом.
Правда, полгода назад Витька утверждал, что он профессиональный изобретатель, преуспевший в создании роботов. Роботы эти были столь опасны, что хранились глубоко под землей и попасть туда не мог никто кроме него. Дом их стоял на небольшом холме и именно в его глубинах скрывалась лаборатория. Тогда Валя первый раз решил докопаться до истины и несколько раз пробовал вырыть яму достаточной глубины, чтобы найти стены бункера. Он уже сделал много-много дырок совковой лопаткой, но все было без толку. И вдруг ему открылась простая истина, в лабораторию должен быть вход, ведь попадает же как-то туда Витька! Дома он перевоплотился в сыщика - одел неяркую одежду и черные пластиковые очки. Заглянул в папин шкаф и выгреб оттуда пару батареек, отвертку с пластиковой ручкой и старые папины наручные часы. Часы все еще шли, хоть и показывали позапрошлый год и другое время. Ремешок оказался слишком большим, и часы пришлось сунуть в карман. В прихожей, на гвоздике, за шкафами он обнаружил фонарик. Последним мальчик прихватил свои игрушечный автомат и пульки к нему. Пульки мальчик хранил в круглой баночке из-под витаминов. Зарядив весь автоматный рожок и отсыпав немного в карман, он перекинул оружие через спину и отправился во двор. По словам Вити, он посещал лабораторию по утрам. Валя выбрал наблюдательный пункт за большим кустом сирени и стал ждать. Вскоре из подъезда появился Витя и его бабушка Галина Петровна. Витя шел, с довольным лицом и размахивал огромным ключом. Как не осмотрительно показывать всему двору ключ от секретной лаборатории! Валя бесшумно, перебегая от одного подъезда к другому, последовал за ними. Бабушка и внук обогнули дом, спустились с холма. Там внизу, в кустах обнаружилась дверь. Большая и металлически-страшная - в самый раз чтобы закрывать вход в секретные помещения. А главное, вела эта дверь не в какой-нибудь дом или задний двор, а прямо внутрь холма, именно туда, где Витя разрабатывал роботов. Валя затаил дыхание, лежа в высоких лопухах. Дверь со скрипом отварилась, открывая темное подземелье, уводящее в глубину. Зрелище было столь завораживающим, что он вздрогнул, когда бабушка громко сказала:
- Тьфу ты, опять лампочка перегорела! Да что же это такое? Давеча видала, вся земля в дырках, крысы что ли завелись, проводку грызут.
Валя понял это по-своему. Крысы здесь не при чем, наверное, это роботы выходят из-под контроля, ломают лампочки и провода. Надо это прекращать. Как только бабушка и Витя скрылись в подземелье, он рванул за ними, но на полпути его схватила костлявая рука. Дед Игнат всегда относился к детям с подозрением. Подозрение это зародилось, когда его участок, где рос замечательный горох, обокрали местные подростки. И теперь, завидев шевелящиеся лопухи напротив открытой двери соседского погреба, он решил предотвратить преступление.
- Попался, воришка! - накинулся на Валю дед - Ишь, ты какой! Раньше шпана вроде тебя с рогатками бегала, а теперь вон с автоматами!
- Ты чего это делаешь, Лаврентьич? - бабушка Витьки выглянула из погреба. Валя отчаянно верещал, пытаясь вырваться из крепкой хватки за ухо.
- Ты, погляди, чего делают! Он же хотел продукты из вашего погреба стащить! - уверенно закивал Игнат.
- Да ты чего говоришь, старый! Это же Валька, друг Витькин! Играл небось рядом, а ты его так! Отпусти. Он нам сейчас с продуктами поможет.
Дед недоверчиво отпустил мальчика.
- Ну смотри сама. Тьфу ты, поди, разбери эту молодежь - ни к кому не обращаясь, сказал он и похромал прочь.
Бабушка разрешила Вале спуститься вниз в погреб, но ничего кроме мешков с картошкой и банок с соленостями, он там не увидел. Побледневший Витька рассказал, что часть роботов самоуничтожилась, а другая часть сбежала еще глубже под землю. Несмотря на это, разочарование Валю не постигло, лишь еще больше усилилось ощущение того, что где-то глубоко хранятся великие тайны. В поисках этих тайн он заглядывал в каждую яму, в каждый открытый колодец, ожидая увидеть что-то важное. Зимой любимым занятием Вали стало выкапывание укрытий в снегу. И чем глубже, тем лучше. Каждый день когда шел снег, мальчик радовался тому, что можно будет вырыть подснежные ходы еще глубже. Витька всегда помогал другу. В одиночку Вале и вправду было бы не справиться. Зима выдалась многоснежная и холодная. А еще дворники, очищая дороги во дворе, весь снег сгребали в кучи. И постепенно кучи вырастали в настоящие горы. Копать такие горы было одно удовольствие! А играть в сражение за крепость, когда в снежной твердыне есть пара подземных ходов, куда как интереснее!
Новый ход Валя начал копать в воскресенье, перед самым новым годом, с твердой уверенностью, что найдет что-нибудь важное. Пока ему попадались лишь пачки из под сигарет, бутылки и прочий мусор, оставшийся с теплых времен. Он упорно копал лопаткой вглубь, ожидая найти сокровище, когда его окликнули.
- Эй, Валька! - это позвал его Денис Ожерельев.
Валя, ждавший Витьку, вылез из своего хода и недовольно поздоровался. Денис ему не нравился. Он никогда не играл с ним и его друзьями и был он весь какой-то до занудства взрослый, хотя родился на месяц позже Вали. Ожерельев всегда ходил в чистой одежде, Осенью не падал в грязь, не бегал по лужам, а зимой не валялся в снегу и не обкидывался снежками. Кроме всего этого он считал себя умнее всех, а к своим сверстникам относился с пренебрежением и снисходительностью.
- Чего тебе? - спросил Валя, поправляя шапку, закрывшую глаза.
- Работаешь в поте лица? - спросил он, усмехнувшись.
- Работаю - согласился Валя, оббивая лопату от налипшего на нее снега.
- Кому нужна твоя работа, кроме тебя самого? Что толку копаться в снегу? - спросил Денис растягивая губы - Я вот, например, сегодня поеду кататься на лыжах с родителями. За город , на холмы. У меня нет времени на такие глупости.
Он неспешно отправился дальше и Валя едва сдержался, чтобы не швырнуть в него целую лопату снега. Но драку затевать не стоило. Нужно было еще столько сделать до завтрака. И он продолжил копать. Ход был секретным, Валя хотел вырыть его, до того как остальные ребята выйдут на улицу. Прибежал Витька и работа пошла быстрее, но до земли было еще далеко. Из подъезда вышла Ленка - старшая сестра Витьки. По мнению ребят, она была очень странной. Сестра требовала называть себя только Еленой, а за "Ленку" обещала оторвать уши, не хуже деда Игната. И это были еще не все странности. Зимой она всегда ходила без шапки, с распущенными белыми волосами и Валя поначалу думал, что они у нее просто замерзают на холоде. Но Витька подтвердил, что дома они имеют такой же ярко белый цвет. А еще у Елены были очень длинные разноцветные ногти. Витька думал, что она просто так и не научилась пользоваться ножницами.
Училась она в каком-то университете. По словам младшего брата, это была такая большая-большая школа, в которой не требовали сменной обуви и разрешали ученикам курить рядом с крыльцом. А еще, судя по всему, это была очень страшная школа. Елена уходила с утра и возвращалась поздно вечером.
Как-то раз по телевизору Витька увидел историческое кино про город Трою и троянского коня. Там была принцесса Елена и говорили, что какой-то Ахиллес был в нее влюблен. Эдакий здоровый дядька в доспехах и с мечом. Тогда Витька в шутку начал спрашивать: "Ленка, а где твой Ахиллес?". И сестра гонялась за ним, обещая зашить нитками рот. Ахиллес появился как раз под новый год. И сестра каждый вечер уходила с ним куда-то, порой возвращаясь поздно ночью. Большой, коротко стриженый и молчаливый, он производил на Витьку впечатление угрюмой ходячей горы. Вместо меча у него из-за спины постоянно торчала хоккейная клюшка, а пятка была такого размера, что одной стрелой явно было не обойтись.
Сегодня Елена вышла на улицу, как всегда без шапки, постоянно поглядывая на часы. Похоже, Ахиллес задерживался с очередных тренировок. Витька приветливо помахал ей рукой.
- Голову не отморозь, Ленка! А то зачем ты Ахиллесу нужна отмороженная.
- Замолчи! - крикнула в ответ сестра - Придешь домой, я с тобой поговорю!
- А он приедет на троянском коне? - подхватил Валя, на секунду позабыв о том, что некогда отвлекаться и надо копать.
Елена сверкнула глазами и в этот момент из арки появилась внушительная фигура Ахиллеса. Он крепко обнял Ленку и на секунду ее распущенные волосы скрыли происходящее от любопытных глаз. Оторвавшись от нее, Ахиллес мрачно посмотрел на детей. Кивнул им в знак приветствия и пробурчал низким голосом:
- Что за бестолковые дети? Глупостями какими-то занимаются. Я в их годы уже что только не делал. И спортом занимался и на мопеде катался. Да если бы я тратил время на снежные крепости, был бы я сейчас чемпионом региональной лиги? Пойдем, Леночка.
Они ушли, оставив в душах ребят нехорошее сомнение.
- Ты думаешь, мы зря этим занимаемся? - дрогнувшим голосом спросил Витька.
- Конечно нет! - воскликнул Валя.
- Но ведь мы даже не знаем, что хотим найти - заметил друг.
- Не знаем. - согласился Валя - Возможно в этом все и дело. Но ведь и они не знают. Значит, когда мы найдем что-то, мы еще больше их удивим.
- Вы чего там делаете, шпана? - разразился криком дед Игнат с балкона.
- Мы копаем снег, деда Игнат! - с готовностью ответил Витька.
- Это чего еще удумали? Зачем? Глупость какая! Управы на вас нет! - и он скрылся дома.
- Не верит никто в наше дело - заключил Витька - Не найдем ничего.
Валя устало сел на снег. Неужели ничего нет? Ни в снегу, ни в земле. И роботов никаких не было и тайн никаких нет. И все об этом знают, кроме них. Как же так? Он повернул голову и посмотрел на вырытую яму. Они докопались до колодца. И вдруг среди снега, рядом с тяжелой крышкой, он увидел торчащий клочок бумаги. Мальчик осторожно, будто боясь, что бумажка нырнет в снег, потянул ее на себя. Витька раскрыл рот. Находка вновь зажгла в нем надежду.
- Что это? - почти шепотом спросил он.
- Сейчас посмотрим - также тихо ответил Валя.
Они скатились со снежной горы и забежали в подъезд, где было теплее. Над батареей Валя разложил листок.
- Это карта? - полюбопытствовал Витька и прочитал - Схема канализационных выходов третьего микрорайона.
- Ага! - восторженно воскликнул Валя.
На схеме были изображены дворы и помечены колодцы. С радостью он узнал их двор и каждый колодец в нем. А вот за дворами один из колодцев был обведен красным маркером.
- Смотри! - показал в него пальцем Валя - Наверняка необычный колодец. Я в него еще ни разу не заглядывал. Посмотрим?
- Посмотрим - согласился Витька. Он, наконец, ощутил, что их ждет приключение.
Ребята бегом бросились из подъезда и дальше, за дома. Обогнув длинную панельную пятиэтажку, они в растерянности остановились. За ней открывалось широкое поле. В стороне от него шла накатанная дорога в бор. Поле тут и там было изрыто следами людей, пытавшихся срезать расстояние. Валя посмотрел на карту и убедился, что колодец находится именно на поле.
- Может нет смысла туда лезть? - вдруг усомнился Витька - Крышка тяжелая очень, мы не поднимем. Надо было звать Ахиллеса.
- Глупость - задумчиво ответил Валя - Все говорят, что это глупость. А может это глубость?
- Чего-чего? - не понял его друг.
- Ну глубость... это, наверное, когда в глубине есть какой-то смысл. Он всем кажется бесполезным, но может мы сможем его понять?
- Ну ты загнул - заметил Витька - Хотя, все может быть! Все-таки хочешь посмотреть?
- Хочу - Валя решительно двинулся по полю, по колено проваливаясь в снег. Он представил себя посреди глубокого болота и ему стало страшно, но Витька барахтался где-то рядом и это придавало ему смелости. Колодец располагался возле столба, поддерживающего высоковольтные провода, казалось бы недалеко. Но путь к нему занял очень много времени. Измученные, уставшие они подползли к краю колодца. Он был открыт. "Вот почему он был обведен! - понял Валя - У него не было крышки. Его так и не успели закрыть перед тем как выпал снег, а потом, наверное и вовсе забыли". С другой стороны к колодцу тянулась еще одна цепочка следов. Валя осторожно заглянул внутрь. Сначала он ничего не увидел, лишь услышал какой-то странный звук. Звук это не принадлежал колодцу. Уж что-то, а звуки любимых ходов под землю Валя знал. Вода не лилась, проводка не гудела, но снизу доносилось протяжное всхлипывание.
- Эй, есть кто там внизу? - крикнул он.
В ответ снова лишь всхлипывание. Валя расстегнул пуховик. Свое шпионское обмундирование он всегда носил с собой. Из внутреннего кармана мальчик достал видавший виды фонарик. Постучал по нему и тот включился. Луч света выдернул из тьмы заплаканное бледное лицо, с глазами полными безотчетного страха и тоски. Витька вскрикнул от удивления, а лицо успело прошептать что-то синими губами, прежде чем, Валя от испуга выронил фонарик. В колодце был человек. И он замерзал там внизу. Как помочь? Как вытащить его двум мальчишкам? Валя попытался взять себя в руки. Они безумно устали. Бежать за помощью, снова утопая в снегу, не дав себе передышки? Они просто упадут на полдороге. Но ничего другого в голову не приходило. Времени было мало. Ребята это чувствовали. И из последних сил они побежали назад. Вязкая каша снега не хотела их пускать. Вокруг никого не было. В воскресенье, с утра люди отдыхали дома. На полдороге они увидели, что из бора появилась парочка. Это была Елена с Ахиллесом.
- Мы должны их позвать! - задыхаясь выдавил Витька.
- Но как? - Валя упал на снег рядом, тяжело дыша Они ведь не знают что такое глубость. Для них все это глупость. Они не полезут сюда, в снег, чтобы мы не говорили. А скажем, что там человек в колодце... Вдруг они снова подумают - глупость и пойдут дальше?
- У нас остался только один выход - решительно выдохнул Витька. Он приподнялся на снегу и во весь голос завопил - Ленка!!! Ленка! Дуреха! Ногти стричь не умеешь! Ахиллес, бросай ты это глупенькую!
Парочка остановилась у края поля.
- Опять, этот Витька! - воскликнула Елена – Думает, что ему все с рук сойдет!
- Да расслабься ты, пойдем. Чего на маленьких обижаться.
- У тебя нет младшего брата, который постоянно к тебе цепляется! - недовольно заметила она.
- Белобрысая Ленка! Когтистая Ленка! - выкрикивал брат издалека.
- Ты посмотри, он еще на снегу валяется! - Елена была возмущена и обеспокоена одновременно - Он ведь простынет!
- Простынет, будет знать, как глупостями заниматься...
- Ленка-аборигенка! Не достанешь меня никогда! Не приду домой, ищи-свищи!
- Моему терпению есть предел! Слышишь, братец!
- Не слышу, Ленка! Уши стали как у тебя длинные и слышать мешают!
- Ах ты, сорванец! Ну, держись! - и с этими словами она бросилась к мальчишкам прямо по снегу. Ахиллесу хватило ровно секунды, чтобы кинуться следом. Его удивило, что приличная взрослая девушка бросилась в снег из-за какого-то мальца. Ребята поползли по снегу обратно к колодцу. Возле самого столба они нагнали их, но прежде чем Елена схватила за шапку своего братца, Валя нырнул в колодец. Даже суровый Ахиллес в первую секунду оторопел и испугался. Потом подбежал к колодцу с криком:
- Ты там живой, малец?
Снизу послышалось хлюпанье воды.
- Сейчас! - дрожащим голосом ответил Валя. И снизу засветился луч фонарика. Ахиллес ойкнул. Внизу двое детей стояли по колено в воде. Один из них выглядел бледно, как утопленник. У Вали же стучали зубы, а по щеке стекала кровь. Он ударился при падении.
- Ленка... Елена! - воскликнул он - Ты посмотри что тут! - с этими словами он скинул свою сумку с клюшками. Через несколько минут оба ребенка были наверху. Бледнолицый мальчик прошептал:
- Хотели быстрее добраться до дома... с другом... я провалился.. а он.. убежал...
Ахиллес взял за воротники обоих и бегом отправился через поле, преодолевая снежные завалы, будто их и не было.
- Ну давай, дергай за волосы - вздохнул Витька, снимая шапку.
- А ну быстро одень! - дрожащим голосом сказала она и взяла его за руку - Витя, а пойдем домой? Хочешь мы вечером в кино сходим?
- Странная ты - еще больше убедился в своих взглядах Витька. Он посмотрел в след убегающему Ахиллесу. Все будет хорошо. Он знал это. Потому, что произошло маленькое незаметное превращение. Валька оказался прав и глупость, наконец стала глубостью.

Август 2010 - март 2011, Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: На кругах своих (наш двор на лавочке сидит)
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Ну вот, опять Буран напугал ребят во дворе

Ну вот, опять Буран напугал ребят во дворе. Хотя, они уже привыкли, только он подбегает - сразу куда-нибудь повыше забираются. Жалко мне его. Рожденный гордой сильной овчаркой, теперь он трусил между домами жалкой тенью. Кожа да кости… Дома Бурана не кормили. Хозяева не вспоминали о своем питомце, он был им не нужен. С ним не ходили гулять, его просто выкидывали на улицу. Он полдня, гонимый голодом, бросался на прохожих и загонял визжащих детей на столбы. Те, кто был постарше, оттуда били его ногами по носу, еще больше распаляя собачье безумие, слепую злобу ко всему живому. Я даже побаивался, что рано или поздно он покусает не очень прыткое дитя. А ведь его, привыкшего к пинкам, даже палкой отогнать трудно. Пристрелить бы, чтоб не мучился, да еще в суд подадут, чтоб компенсацию получить за моральный ущерб. А потом эту компенсацию на бутылочку потратить и спьяну новую собаку завести. Ружья все равно нет. Остается только наблюдать и переживать.
Пока Буран метил кусты возле дорожки, наискосок пересекавшей двор, дети дружно перескочили играть в четвертый подъезд. Но вскоре их выгнал дед Петрович, гневно размахивая костлявыми рукам и, не забывая при этом затягиваться «Беломором». Петрович был младше меня, но выглядел намного старше. Ни дети, ни я никогда не понимали, о чем он говорит. Казалось, дым простецких сигарет совсем вытеснил ему разум. Речь его, сдобренная отборным матом, больше походила на бессвязное бурчание. Дети на него уже не обижались и родителям не жаловались, потому что знали - бесполезное дело. Не похоже чтобы он понимал, чего хотели от него разъяренные мамаши. Он смотрел на них мутным взглядом, потягивая папироску, и продолжал бормотать что-то про подъездных хулиганов, ссущих в подъезде. Больше ничего понять не удавалось, и родители обычно уходили ни с чем, объясняя чадам, что не стоит обращать внимание на ненормальных. У Петровича была жена. Большая как баржа, с плоским лицом и маленькими злобными глазками, она не меньше мужа терпеть не могла детей. Всех, за исключением собственного внука Кирюши.
Сегодня она появилась за спиной своего супруга, неся на плече свернутый трубкой ковер. Тощий муженек поспешил убраться с дороги, он боялся ее как огня. Пока громоздкая женщина расстилала дорожку прямо под собственным балконом, из третьего подъезда, шатаясь, вывалился маленький сутулый мужичок в потертой куртке. Он заорал во все горло: «Буран! Иди сюда!» Собака рванулась к ненавистному хозяину и по дороге со злобным рыком бросилась на жену Петровича. Та заорала благим матом, запустила в овчарку съемный металлический краник-«барашек», которым хотела включить воду в трубе - она торчала прямо из стены дома рядом с дверью подсобки дворника. Буран пугливо отпрыгнул, сделал два молниеносных круга рядом с хозяином, и снова побежал своим путем. Он не слушал никаких команд и облаивал всех, кто попадался на воспаленные собачьи глаза. Ребята из веселой компании, которую выгнал старый курильщик, тут же попытались подобрать упавший «барашек». Иметь такой у себя в кармане было маленькой дворовой мечтой каждого живущего здесь мальчишки. Ведь в жаркие дни можно напиться холодной воды, не заходя домой. А в день Ивана-Купалы просто встать возле прямого обрезка трубы и, прижимая ее пальцем, обдавать ледяной струей припеченные июльским солнцем головы. Однако баба Люда (так весь двор звал жену Петровича) уже оправившаяся от испуга, в гневе сама была страшнее Бурана. Волна ребятишек поспешно откатилась под напором разъяренной бабы. Она схватила «барашка», и ярость ее обернулся против растерянного пьяницы, безуспешно старавшегося докричаться до своего пса. Из второго подъезда, только заслышав назревающий скандал, появилась баба Катя. Самая пожилая и самая вредная женщина на весь район. Даже трудно было представить, как в таком божьем создании может уживаться столько злобы ко всему на свете. Она разгоняла костылем слетевшихся птиц, точно также детей, ничуть не уступая ни Петровичу, ни бабе Люде. Она ненавидела жителей дома – всех вместе и каждого по отдельности. Она жаловалась во все возможные инстанции на водителей, которые ставили машины слишком близком к ее балкону (он, надо заметить, находится на пятом этаже), выстаивала бесконечные очереди, в которых и молодой-то запросто потеряет сознание. Все ради одного – пожаловаться на собственную жизнь. Как же так, она, пережившая войну и всевозможные государственные перестройки, не заслужила спокойную старость? Хм, я тоже пережил войну, правда, был тогда еще совсем маленький. Но как-то не тянуло жаловаться на жизнь, да и на двор тоже. Я прожил здесь больше двадцати лет и старость моя меня вполне устраивала. Вот только иногда возникал вопрос: чем заняться? Все эти Кати, Люды да Петровичи находили себя в склоках. А мне такое было не по душе. Пора бы им всем на старости лет обрести эту самую мудрость. У них с годами, похоже, слепли не только глаза, но и душа слепла. Глохли не только уши, но и разум глох, хромали не только ноги, но и совесть. Смотреть на это было неприятно, и я побрел прочь. Пойду лучше посмотрю на детей. От них вроде как жизнью заряжаешься. У них-то не встает вопрос: чем заняться, их дни наполнены. И сами они еще полны энергии, как только что купленная батарейка. Глаз радуется смотреть на их беззаботные игры. Меня и самого вдруг тянуло играть, придумывать себе свой мир и жить в нем – наверное, это старческий маразм. Навстречу мне из пятого подъезда выбежал Кирюша. Такой же узкоглазый, как бабушка, такой же худой как дед. Волосы - торчком, лицо - грязное. Он не поздоровался со мной не потому, что не знал меня, а потому, что никто его этому не учил. Да он и не знал, что люди здороваются, уважают старших. Бабушка часто била внука, и я не раз слышал, как он в и истерике обзывает ее такими словами, что стыдно становилось. И откуда только он эти слова знает? Тут бы тревогу бить, да нет дела до этого родителям. Они жили в пятом подъезде нашего дома. Мать его ждала второго ребенка. А отец - вообще был явлением призрачным. Кирюша оставался предоставлен самому себе. И гулял он вовсе не со своими сверстниками, а с подростками старше его. Он старался подражать им как мог. Курил дедовы сигареты, воровал деньги у бабы Люды, допоздна гулял по чужим дворам. А когда его «друзья» кого-нибудь били, подбегал к жертве и тоже отвешивал пару тумаков. Но подростки все равно не относились к нему как к равному, называли "мелким" и «шестеркой». На школу у Мелкого времени, ясное дело, оставалось. А жаль. Пока его сверстники по кирпичику закладывали фундамент своих знаний, он погребал под сигаретным пеплом свою Помпею. Ну и что из него вырастет? Я вот всю жизнь отработал по школам, да университетам, так мне вдвойне обидно было за новое поколение.
Мимо, меня словно мысли, пролетают дети на велосипедах, едва доставая до педалей ногами, по двое на одном! Как бывает - мысль спотыкается, так, порой, и дети падают со своих железных коней, сдирая колени. Но, видно, хранимые Богом, снова вскакивают, подтаскивают громоздкие велосипеды к бордюрине и оттуда стартуют. А я вот сейчас сядь на такой синенький обшарпанный «Урал» и упади – точно сломаю ногу.
Ох, что-то я разогнался! Задыхаюсь! А в молодости и не думал, что можно задыхаться воздухом. Я привалился к стене и смотрел на игровую площадку, которую, как заботливые ладони, с двух сторон огибали стены дома. Смотрел, слушал. Громкий скрип качели сливался с моим сиплым дыханием. Кто-то прошел и поздоровался. Я рассеяно кивнул, чувствуя всем телом, как бухает сердце – предупреждающий набат, протест организма. А глаза следили за качелями – туда-сюда, туда-сюда. На них сидела девочка, крепко держась маленькими ручонками. Маятник жизни качается. Девочка недавно научилась качаться сама. Я вдруг испугался, что сейчас она перестанет старательно вытягивать шею, отпустит руки, и я увижу, как колебания затухают. Прежде чем качели остановилась, я отправился дальше.
«Чпок-чпок…» - подростки играли в настольный теннис. Сидели на спинке лавочки, нахохлившись, ссутулившись, похожие на птиц. Кирюша бегал от одного угла стола к другому – места ему не нашлось. На него не обращали внимания. Рядом два брата лет двадцати подтягивались на турнике. К ним по газону, приминая траву, как гусеничный танк, ползла баба Люда с мокрым ковром. Сейчас она погонит их, ведь со своим жизненным опытом, она нашла более полезное применение спортивному снаряду. До моих ног докатилась пенящаяся жидкость от места, где мыли ковер.
Солнце поднялось еще выше, день разгорался, и мягкий свет становился нестерпимо ярким, горячим. Воздух умирал от обезвоживания. Подростки разбегались, как тени от фонаря, по подъездам, шалашам и подвалам в любимый полумрак, где стены испещрены пошлыми рисунками, мерцающими в сигаретном дыму. Я ухожу из этой части двора дальше, туда, где стоит песочница. В ней маленькое дитя копалось пластиковой лопаткой, едва ли не больше его собственного роста. Ребенок шлепал ей по куче слежавшегося песка или топал ножками, таская за собой ведерко. Как будто чувствовал тревогу. Вот сейчас уже прибегут эти огромные, с машинками в руках! Некрасивые у них машинки, одноцветные, без картинок! Наверное, так он думает, этот мальчик. А я отошел в сторону, уступая место автомобилю и посмотрел назад. Там ковер влажной массой развалился на турнике, будто одна сплошная серо-красная клякса затянула пространство. Ковер был старый, складки напоминали морщины. Много лет он впитывал в себя все ссоры Петровича, Люды, Кирюши, его матери. И теперь с него смыли только грязь. Над турником взвился сине-желтый мячик. Две девчушки в спортивных костюмчиках взялись играть в волейбол. То-то же! Тяжелый гнев ковра придавливает все к земле, но даже эта красно-серая топь обреченной, озлобленной до исступления старости не может противостоять детской чистоте, они все равно оказались «над». Молодость и жизнь торжествовала.
Что-то устал я ходить. Передохнув на лавочке, я вернулся домой. В комнатах было душно, а еще - совершенно нечего делать. Вот жил бы в своем доме, так сейчас бы хоть за огородом присматривал или сени красил – все развлечение. Я открыл холодильник, откуда дохнула спасительная свежесть, и налил себе в кружку холодного кваса. Чувствуя отрезвляющую кислинку, я вышел на балкон. Качели снова скрипели, ковер разлагался под палящим полуденным солнцем, а где-то за домом лаял Буран. В духоте засаднило сердце. Я откинул голову на спинку кресла и погрузился в сонные воспоминания.
Как-то раз зимой ко мне в дверь постучали. Слабо так, неуверенно. Я еще удивился: «А звонок на что?». На пороге стояло несколько ребятишек, едва достававших мне до пояса. Они смотрели на меня с непонятной надеждой. А в подъезде творилось что-то странное. По лестницам вверх-вниз с невообразимым гвалтом носились дети от самых маленьких до подростков. Выше по этажам слышалось, как хлопают двери. Дети смотрели на меня, переминаясь с ноги на ногу, и наконец один из них слабенько так, как птенец, пропищал:
- Дедушка, дайте, пожалуйста, воды!
Это был маленький, но юркий второклассник Никитка Выдрин из первого подъезда.
«Набегались – подумал я – устали!» Я уже хотел принести им попить но вдруг увидел, как из квартиры напротив выскочил парень с двумя полными ведрами.
- А куда воду-то, Егор? – крикнул я вдогонку.
- Горку строим! – послышалось.
Я тогда удивился. В нашем дворе кипела работа! Подростки, те самые, что летом щелкали теннисными ракетками, плевали на землю и воровали горох из чужих садов, теперь с лопатами утрамбовывали гору снега посреди игровой площадки. А ведь никто их не заставлял!
И я достал ведра, все, которые у меня были, и стал помогать. Теперь и через мою квартиру засновали мальчишки и девчонки. Как необычно было это видеть! Наверное, в тот вечер даже баба Катя открыла детям дверь. Многие из них потом слегли с простудой, бегая с тяжелыми ведрами и шапками на одно ухо. Я хорошо помнил мокрые от пролившейся воды варежки и замерзшие лица.
Потом еще два дня подростки не пускали к горке детей – говорили – не промерзла. А тех, кто все-таки забирался наверх, спихивали оттуда пинками. Они подливали еще воды и кое-где подравнивали. Горка была их детищем. Но за всю зиму никто из них так ни разу на ней и не прокатился. Затягиваясь сигаретами, они считали себя слишком взрослыми. А вот я, однажды, видел, как строила горку моя дочь для своего сына. Она залезала на нее и скатывалась ничуть не с меньшим восторгом, чем мой внук. У самого и то появилось нестерпимое желание – только ноги больные останавливали. Выходило - жизнь моя, как тот круг, что я делаю, гуляя по двору. Как асфальтированная дорога вновь приводит меня к первому подъезду, так и жизнь снова вливается в детство! Это хорошо. Это значит, я не старею, а молодею! Это душа освобождается от жира, которым заплыла за столько лет. И может я снова смогу ощутить счастье быть ребенком, прежде чем круг замкнется, и я впаду в бессознательность. А может, чуточку раньше меня подведет сердце, уже неисправно гоняющее кровь по такому же кругу.
Я проснулся от того, что пошевелил рукой и сбил стакан кваса. Во сне было много снега, и радости. В реальности над двором висела жара и ковер. Квас теплой лужицей растекся по полу. Я вздохнул. Это было давно. Так давно, что теперь приходит только во снах. А Никитка-то, Никитка! Погиб парень три года назад. Не дожил пару месяцев до 18 лет. Утонул. Слышал я, он с друзьями тогда купаться поехал, стало быть, поступление в вуз праздновать. И никто не смог помочь! Как же это так? Несправедливо выходит: такие вот старики, как я живут, а молодежь себе костлявая прибирает!
День нехотя перевалил за половину. Жара стала понемногу спадать, и я решился еще на одну прогулку.
Лавочка перед подъездом была полна людей, наш двор сидел на ней всегда. Катя стукнула своей клюкой по растрескавшемуся от жары асфальту и проскрипела:
- Иваныч, ты опять по двору гулять? Побереги здоровье – посиди с нами.
- Да нет, Катерина Карловна, еще похожу на старости лет! А насидеться успею!
Уж скорее я угроблю свое последнее здоровье, сидя рядом с ними. И я пошел вслед за солнцем, которое, делая такой же круг, сейчас заглядывало подобревшим светом на балконы.
У шестого подъезда я увидел, как трое больших ребят прямо на газоне избивают мальчишку. Я оглянулся. Где же гнев старухи Катерины? Где вопли возмущения? Как будто столь жестокое избиение было чем-то обыденным в нашем доме, а двор, лишь нахохлившись, смотрел за этим с лавочек, ничего не предпринимая. Мальчик уже лежал на траве, а его пинали, выкрикивая мерзкие слова, выливая всю свою жестокость в удары. Может кто-то бы и смог пройти мимо, но не я. Повидал я в жизни много всякого, но чтобы так бессмысленно и исступленно отдаваться животному инстинкту растерзания? Что живет в душах тех, кто это делает? Что за бес? Я поскорее захромал туда и, как мне показалось, громко и грозно крикнул:
- А ну оставьте его! Я кому сказал?!
Избиение на мгновение прекратилось.
Ко мне повернулась пара еще толком не оформившихся лиц – вытянутых и прыщавых. Что-то неприятное было в них, в этих больших ртах с толстыми красными губами, в раскосых глазах. Сигареты, алкоголь, шатание по городу до глубокой ночи и конопля с дальних полей – все это оставляло свою кривую печать на мальчишках. «Это вы слабаки, а не он» - подумал я, глядя на лежащего мальчика.
- Слышь, дед, не лезь! – прохрипел один, разглядывая кровь на своем ботинке.
- Вали своей дорогой, старикан! – сказал второй, глядя на меня маленькими озлобленными глазами – Не твое дело.
Обидно. Уважение к старшим в наше время – просто сказка. Его не существует, наверное…
Я разозлился и отчаянно кинулся вытаскивать мальчугана из передряги. Да только на этом все и закончилось. В глазах потемнело, и гулко-гулко застучало сердце, будто шаги Смерти, приближающейся в пустом коридоре. Как не вовремя подвело меня мое здоровье, как не вовремя! Меня грубо оттолкнули, я уже ничего не видел. Очнулся я на дороге, а надо мной тревожно сверкали два заплаканных глаза в обрамлении кровяных подтеков. Мальчишка несколько раз всхлипнул, видя, что я не шевелюсь. Волна приступа уже прошла, удушье отступило. Я приподнялся. Мальчик испуганно вскочил. Надо мной нависли тени и осторожно подняли. Мир вернулся в горизонтальное положение и вдалеке я увидел, как старуха Катерина, сидя на лавочке, размахивает клюкой. Знал я, о чем она сейчас причитала и что выкрикивала. Будто бы пьет одинокий старик дома самогон без меры, сам гонит, а потом еще продает его по двору – вон, целыми днями круги нарезает. Опираясь на чье-то плечо – твердое и надежное я попытался найти глазами мальчика с окровавленной головой. Но его не было. Убежал, наверное мальчонка домой, к родителям. Пожалуется, конечно, да что толку? Его еще раз побьют. Нет управы на таких. Только кулак звереныши понимают. И чья в этом вина, не ясно, кого судить: детей или родителей... Не с нашего они двора - это точно. Из чужого. А чужой двор - что чужая земля, ни уверенности в нем не чувствуешь, ни поддержки. Не пойдут родители защищать. Эх, а был бы я чуть помоложе... Поблагодарив тех, кто помог мне подняться, я решил, что приключений с меня на сегодня хватит, и отправился к своему подъезду.
В ту ночь я долго не спал - думал, как говорится свою старческую думу и жизнь вставала перед глазами. Нет, она не проносилась, она просто всплывала из густого тумана отдельными пластами или целыми островами, охватывающими десятилетия. Когда впереди уже ничего нет, начинаешь понимать, что жить прошлым не так уж и плохо.
На следующее утро, такое же солнечное, как предыдущее, я вышел погулять пораньше и присел на лавочку. Во дворе одиноко бродил Буран. Он изредка нырял носом в мусорные пакеты или облаивал голубей. Я даже не заметил, как он оказался совсем рядом. Овчарка посмотрела на меня больными глазами, и в них вдруг зажглась отчаянное безумие глубоко-несчастного зверя. Он оскалился, визгливо гавкнул, а затем бросился на меня. Наверное, дело было все-таки не во мне... наверное, сумасшедшему Бурану было без разницы на кого бросаться, будь то говорящий на странном человечьем языке щенок или умудренный сединами пес. Я испугался. Попытался отмахнуться, топнуть ногой, но это лишь еще больше разъярило собаку. И тогда я, понимая, что другого выхода нет, побежал. Второй день уже двигаюсь против привычного круга, успел подумать я. И в этот момент что-то произошло. Внутри и зажглась какая-то новая звездочка. Бежать стало легче, будто груз лет стаял, испарился, даровав непривычную свободу действий. Я все бежал и бежал против своего обычного маршрута, и вот уже Буран остался далеко позади, свесив на бок язык. Люди оборачивались на меня, удивляясь резвости старика. Я выбежал с нашего двора и побежал дальше. В соседнем, стая тех же подростков бежала за очередным несчастным. Они кричали ему что-то вслед, обещая избить до полусмерти. И я, не раздумывая, на лету стал раздавать пинки и подножки - будто ветер со старческим лицом. Но и здесь я ни на мгновение не задержался, рванув дальше - вперед! Вот и главная улица города, послушные стада машин пасутся на асфальтовых полях. Здесь я увидел, как юный велосипедист вот-вот врежется в поворачивающий джип. Я проскочил между ними, и порыв воздуха, оттолкнул парня в другую от машины сторону, но не было времени разбираться, кто виноват - дальше, дальше, опережая собственное время, собственную жизнь! Высотные дома сменились окраиной. Я промчался сквозь темный пустой двор и в арке увидел, как двое прижали к стене молодую девушку, а она отчаянно вырывалась. Я что-то прокричал им, грозное и осуждающее, но не услышал себя - лишь острым свистом проскочил между ними. И один из них закричал: "Стреляют, твою мать!" - оба побежали прочь. А я не смог даже оглянуться - я уже летел над полями, которые иногда пересекали широкие грузовые магистрали и железные дороги. А за ними мне открылось море. Я летел над поверхностью, куда-то в бесконечность горизонта, зная, что это обманчиво. Где-то там есть земля. Другая земля, другой двор, в котором есть другой, сошедший с ума старик и другая безумная собака, в котором есть другое детство, другое зло и добро. И вот уже появилась ломаная линия берега... Постой, душа! Пропало чувство скорости. Тяжелым кучевым облаком повис над поверхностью воды. Я был готов вот-вот пролиться дождем. Кто это крикнул? Кто? Это я! Кто я? Ты! Я? Где-то там во дворике, потерянном среди миллионов других я ждал сам себя. На лавочке... И голуби ходили у моих ног. И баба Катя, прищурившись, смотрела на меня с балкона, думая, небось опять пьян, а баба Люда сняла ковер. Чпок-чпок - отсчитал еще два мгновенья теннис, а откуда-то с неба улыбнулся Никитка. И даже ребенок в песочнице поднял голову... Вернись...
- Ужель помер, Иваныч? - баба Катя потыкала меня клюкой, и я поднял голову - Живой еще... А тута все толкуют не шевелишься, мол, уж час как... Можа, ты это... как его? Сознание потерял? Али напился с утра?
- Напился, - тяжело кивнул я, чувствуя, что в нашем дворе произошло маленькое, почти незаметное изменение.
Вокруг меня собрались люди с одинаково встревоженными лицами. В них не было праздного любопытства, я видел сочувствие к старому и больному человеку... увидел, как подростки бегут сюда из-за теннисного стола с криками: "Скорую вызывайте!" и "Серега, бегом за водой!" А в толпе мелькнуло залепленное пластырем лицо мальчика, которого били, и две косички девочек, игравших в волейбол. Я почувствовал, как кто-то уткнулся мне в ногу. Буран... Буран отчаянно скулил и обнюхивал мои ноги. Баба Люда вдруг осторожно взяла меня под руки и стала усаживать на лавочку, а Петрович обмахивать газетой. Я увидел, что ковер валяется на асфальте, брошенный прямо в лужу. Странно это.. Вот как тот раз, когда горку строили... Ведь все они казались мне безразличными и жестокими... Кирюша подал мне стакан воды. Я закрыл глаза и глубоко выдохнул. Во дворе случилась беда. И двор поспешил на помощь. Все, от мала, до велика, бросились ко мне. Чудо? Или это мир изменился? Нет, ну вот подняли меня, помогли и... и все. Взбудораженный двор снова стал таким, как всегда, вернулся в свое обычное состояние. Буран опустил хвост и побежал по своим делам. Баба Люда разразилась проклятьями, увидев, что ковер, который она сама бросила, лежит на пыльной земле. Баба Катя стала разгонять клюкой детей. Я, сидя на лавочке, посмотрел на двор и вдруг подумал, что завтра я первый раз пойду гулять против круга.

Июнь 2008 - январь 2011. Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Цепочка
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Я люблю хорошую погоду.

Я люблю хорошую погоду. Хотя, конечно, для каждого она своя - хорошая. Ведь сколько людей, столько и мнений. Есть, например люди, которые не любят весну. Ту самую солнечную весну, когда травинки лезут из трещин асфальта, небо слепит голубизной и хочется любить. Всему этому великолепию и торжеству жизни они предпочитают осень. Вот и думай в чем тут дело? В возрасте или в чем-нибудь еще? Для меня хорошая погода может быть любой, это ведь, как посмотришь. Можно найти хорошее настроение даже в слякоть. Когда больше не хочется сидеть дома, глянешь в окно и видишь, что там хорошая погода! Сразу хочется погулять. Этот удивительный глагол... Как он преобразуется за нашу жизнь! Сначала мама гуляет с малышом. Потом подрастая, дети гуляют сами. Кричат под окнами: "Пойдем гулять!". А потом уже не кричат... Потом пишут на телефон: "Пойдем гулять, Настя, погода прекрасная". "О, я сейчас занята, давай вечером". "Хорошо, напиши мне". А дальше, по-разному бывает. Вон эти молодожены гуляют, ты посмотри, какой важный, петух! Или - Ах, бесстыдница ребенка нагуляла! Или - вон, гуляка, ни дня трезвым не бывает... Вроде буквы остаются теми же, да и смысл, но что-то неуловимо меняется, становится по-другому. А в конце и вовсе сидит кто-то старенький в инвалидной коляске и с ним гуляют в теплый летний вечер. Возят туда-сюда. Но обычно я о таких вещах не задумываюсь - молод еще. Да и не хочется как-то.
Чаще я гуляю один. Но гулять одному вовсе не подразумевает быть одиноким. Я не страдаю одиночеством, разве что глубоко-глубоко внутри. Но это само по себе, наверное, нормально. Жизнь свела меня с интересными людьми, они стали мне хорошими друзьями. Просто бывают периоды, когда не хочешь никого видеть. Или лучше сказать, периоды, когда ты устаешь взаимодействовать с миром. То есть хочешь побыть созерцателем. Ни во что не вмешиваться, а просто идти по улице, смотреть и как губка впитывать окружающую жизнь, переваривать это душой, а не разумом. А увидеть можно всякое: и такое от чего душа раздастся, наполнит тело, и такое от чего съежится в пятках.
А все-таки есть в моем характере пакостная черта. Вот я тут распинаюсь о созерцании, а сам нет-нет да залезу в увиденную ситуацию. Бывает и так, что люди сами просят помочь, а отказать трудно. Идешь по улице ранней весной и видишь, как застряла машина в протаявшем сугробе. И вроде не твоя машина. Вроде даже надо по-черному завидуя хозяину новой "камри", пройти мимо, лелея мысль: "Так тебе и надо, буржуй". (Ай-ай-ай! Зависть цвета "черный металик" - дело не хорошее!) А кликнет водитель: "Братишка, помоги толкнуть" и пропадают все эти мысли. Мужик мужику помочь должен. Солидарность видно мужская - особая форма... А он еще и деньги тебе сунет - за помощь. И брать как-то неприлично и отказаться - грешно. Или бывает тоже, остановится напротив тебя солидная иномарка, выглянет кто-нибудь не славянской наружности и спрашивает: "Земляк, как проехать на ту-то улицу?". И сроду мы, земляками не были и ведет он себя по отношению к тебе презрительно, а все равно если знаешь, рассказывать начинаешь как, да куда проехать. И даже самому от себя противно так. С другой стороны можешь послать их куда подальше. Хм, я в том смысле, что не туда указать. То есть в какой-то мере ты становишься рычажком судьбы. Можно повернуть в одну или другую сторону. Взять и отправить их на другой конец города с лицом уверенным в своей правоте. И реальность на каких-то своих уровнях поменяется. Произойдет какое-то микро-изменение и оно заденет остальное, тогда все уже станет чуточку по-другому. Я верю в то, что сам выбираю жизненные дороги. Порой мне кажется, что я делаю многое на зло судьбе. Принимаю решения спонтанно, иду на поводу сиюминутных желаний. И судьба, просто не успевает отреагировать на дерзость. Правда, когда у меня начинаются неприятности, я начинаю думать, что все-таки не успеваю ее обыграть. Судьба дала иллюзию выбора, а на самом деле уже все за меня решила. В таких случаях я злюсь на себя и только... На судьбу не могу - я ведь вроде как не признаю ее существования! Так и борюсь со странными житейскими силами.
Бывает и так, что разрывает от желания вмешаться, хоть и понимаешь, что дело не твое. И из созерцателя без всяких мутации превращаешься в сопереживателя. Один мой друг говорит - не переживай за всех подряд, крепче спать будешь. Я бы рад, да только и так очень крепко сплю. Крепче просто некуда. А вот днем во мне вспыхивает. Особенно, когда мать на остановке говорит двенадцатилетней дочке: "Если ты не оденешь эту сраную шапку, я тебе ей всю морду расхреначу". А вы такого никогда не слышали? Значит, вы счастливчик или просто вместо черных купили на распродаже розовые... Мне вот так и хочется сказать ей в ответ: Мамаша, тебе не стыдно? Не удивляйтесь потом об упадке культуры в новом поколении. Дочь вырастет, и что она скажет своему ребенку, если не слышала ничего другого, кроме отборной брани? А влезешь в такое немакаренковское воспитание - мама и тебя пошлет, еще и плюнет под ноги. Десять раз подумаешь - надо ли это тебе. Поймешь, что не надо и смолчишь, лишь пару раз вдохнешь вечерний воздух, успокаивая внутреннее негодование, и пойдешь дальше... - крепко спать! Крепко спать в трамвае, где пьяные малолетки матерят кондуктора, крепко спать на улице где какие-то криволицие толпой окружили паренька и требуют с него телефон! Но, завернешь за угол дома, и вдруг закатное солнце заполняет небо и темная сторона как будто уходит. Видишь, как детки играют в сломанной и перекопанной песочнице, как прогуливается влюбленная пара. Когда все хорошо, то и желания влезать в события нет. Так вот ты какой - юношеский максимализм....
Тот день, о котором я хотел поведать, ничем не отличался от остальных дней, в которые я гулял. Все началась с того, что я нагнулся завязать шнурок. И тут же над головой просвистело. Какой-то юный футболист переусердствовал на дворовом футбольном поле. Я мысленно показал язык судьбе и, как оказалось - рано. Мячик лихо врезался в заднее окно дорогущего форда и сделал в нем трещину, тысяч на сто. Рассвирепевшая машина завизжала, как злобная банши и засветилась огоньками сигнализации. Я подпрыгнул от неожиданности, распрямился. Хозяин мяча - длинный нескладный подросток появился в поле моего зрения и на лице его отразился ужас, сродни тому, что появляется на лицах фанатов, когда объявляют об отмене матча. Он схватил отскочивший мяч. Из ближайшего подъезда послышался шум. Тогда паренек выбрал из двух зол меньшую, и швырнул мяч прямо в меня, а сам дал деру. Говорите, сверкающие пятки это устойчивое выражение? Да уж, честный парнишка, нечего сказать. Вот только и мне пришлось бросать мяч и бежать. Не потому, что я боялся хозяина, а потому что мое материальное положение вряд ли позволило рассчитаться. А в том, что водитель не станет разбираться, кто виноват, я был уверен. Можете назвать меня трусом, но я бросил мяч и скачками, как какой-нибудь горный баран, убегающий от барса, нырнул в арку и оказался в другом дворе. За спиной послышался крик хозяина, обнаружившего ранение своего четырехколесного динозавра. Это предало мне уверенности не останавливаться. И вдруг мир перевернулся. Я упал на асфальт, наступив на собственный так и не завязанный шнурок. Упал неудачно, прямо на дороге. И неспешно ползущая машина чуть не наехала на меня. Наконец я поднялся, и удивленно осмотрелся. Двор был мне не знаком, хотя я не мог убежать далеко и знал все дома в округе. Он ничем не отличался от остальных, кроме того, что я не знал этих домов, этих столбов, песочниц, турников и трещин на асфальте. Я скорее обрадовался, чем удивился. Все-таки люблю я путешествовать по дворам. Видно есть и вправду дискретность, как свойство жизни. Вселенная делится на галактики, а те на созвездия, системы, планеты, континенты, страны, города, районы и, наконец, дворы. Казалось бы, единица намного меньше, а мне кажется что двор - синоним вселенной. Только замкнутой вселенной. С интересом первооткрывателя я двинулся осматривать незнакомое место. Я заранее решил, что раз двор мне неизвестен, то я точно ни во что не буду лезть и сведу взаимодействие с миром до минимума. Но уже вскоре моя позиция подверглась серьезному испытанию. Женщина попросила меня помочь поймать собаку. Маленький пекинес нарезал круги по газону и топтал цветы, кем-то заботливо посаженные. Вместо что того, чтобы сказать, что у меня дела, я рьяно взялся помогать и минут двадцать мы гонялись за животным, пока не загнали его в подъезд. На крыльце я перевел дыхание и двинулся дальше. "А почему бы и не помочь, если просят? - думал я - а вот, если не просят..." Тут мои мысли чаще расходятся с поступками...
- Вы что-то ищите? - спросил я, подходя ближе.
Вот уже десять минут я наблюдал, как девушка лет двадцати трех, медленно ходит по траве, глядя вниз, будто что-то потеряла. И не смотря на то, что весь мой внутренний мир в один голос ревел: "Не твое дело!" , я подошел.
- Я? Да... - выглядела она рассеянной и немного расстроенной.
- Это, наверное, что-то очень мелкое? - участливо спросил я и, не дожидаясь ответа, добавил – Хотите, помогу найти?
Она подняла на меня глаза. Но найдя в моем взгляде только искреннее желание помочь, покачала головой.
- Нет, я сама.
Почему-то часто так. Когда вправду хочешь помочь бескорыстно, от помощи отказываются. Тогда я уселся на траву рядом с ней. Она снова удивленно вскинула брови.
- Потеря - очень неприятная штука - сказал я, пожевывая травинку - Они, потери разными бывают. Можно потерять любимую книгу, а можно, например, совесть.
- Можно - вдруг согласилась она, хотя я ожидал, что на такое заявление незнакомка отреагирует резко - Но совесть моя на месте. Я потеряла очень маленькую вещицу очень большого значения.
- Загадочно говорите, - заметил я - Как-то в детстве, мама купила мне на базаре попрыгунчик. Большой такой попрыгунчик. Верхняя половина его была прозрачной и в ней находилась фигурка животного, кажется ящерицы...
Теперь девушка смотрела на меня с любопытством. По крайней мере, я не видел на ее лице раздражения от излишней откровенности.
- И вот в тот же день, после обеда, я позвал друга поиграть. Ему очень понравился попрыгунчик, он по-детски мне позавидовал. Мы начали бросать его друг другу. И на каком-то броске он под углом отскочил от асфальтовой дорожки, на которой мы играли прямо в траву. Газон был очень большим, а трава высокой. Мы искали целый день, но так и не нашли... Я горевал не меньше недели тогда. С тех пор прошло лет пятнадцать. Может он до сих пор в тех дворах. Закатился куда-нибудь под дерево или в ямку земляную и лежит по мне маленькому скучает.
- Я потеряла крестик. - Вот оно как. Откровенность за откровенность... - Серебряный крестик, носила его с детства. А сегодня, похоже, цепочка порвалась. Я теперь не найду его.
- Шансов мало, - честно сказал я, глядя на траву - Ну я тогда пойду. Желаю вам найти...
- Помогите мне, - легко согласилась она.
Я даже опешил первую секунду. Но с другой стороны, если тебя просят...
Мы искали долго, изредка переговариваясь. Я узнал, что зовут ее Алена, и живет она в городе недавно. Я назвал себя и рассказал немного о себе, подбадривая ее шутками. Но найти малюсенький серебряный крестик, мы так и не смогли. Уже вечерело. Алена развела руками.
- Жалко. Очень жалко - сказала она, едва сдерживая слезы - Как будто часть тела потеряла или души...
Я, как мог, утешил ее. И мы распрощались. Пора было идти домой. Искать выход с неизвестного двора. Снова не получилось быть созерцателем. Все, с завтрашнего дня начинаю новую жизнь, больше никуда не лезу, не навязываюсь никому. Я встал с лавочки на которой провел в раздумьях около получаса. Из подъезда снова вышла женщина со своенравным пекинесом. Вечерняя прогулка была для собак обязательна, как и для меня. Интересно, а собаки - созерцатели или нет? Выходят ли они на прогулку в хорошую погоду, чтобы кому-нибудь помочь? Лизнуть в нос плачущего ребенка, или довести до дома пьяного хозяина. А ведь их не просят. Когда мы влезаем не прошеными гостями в чьи-то дела, нам редко откликаются добром. Так и у собак. Лизнул ребенка. Да этот монстр хотел его сожрать! Ах, ты непослушный кобель, вот тебе, вот! Или: Т-т-куда прешь урод ушастый, ты зачем пово...док дергаешь? - и под ребра его. Обидно. А ведь злого умысла не было у животного, собака может тоже изменить чью-то судьбу. Ребенок почешет ее за ухом и улыбнется. Станет более отзывчивым, повзрослев. А мужик не попадет в вытрезвитель, уснув в чужом дворе, у чужого подъезда. Какая ж ты все-таки сложная жизнь. И вовек тебя не понять, всех переплетений и случайностей, за которыми прячется судьба.
Пекинес подбежал ко мне, тяжело дыша.
- Узнал, лохматый, - улыбнулся я и хотел погладить его, как вдруг обнаружил, что в зубах у него что-то сверкнуло. Невероятно! Это был серебряный крестик. Я был очень удивлен и взбудоражен. Осторожно я вытащил цепочку изо рта. Пекинес не сопротивлялся, он лишь махал маленьким мохнатым хвостиком. А когда я осмотрел находку, несколько раз визгливо гавкнул. Крестик был и вправду старый, несколько раз чищенный в соде, но, казалось, он еще дышал теплом шеи Алены.
- А я тебя не просил помогать, - улыбнулся я - Где же я теперь буду ее искать?
Пекинес изобразил плоской мордой что-то вроде укора-обиды и рванул на зов хозяйки.
- Спасибо! - крикнул я вслед, обращаясь к собаке, но она больше не вернулась.
Я задумчиво посмотрел на цепочку. Странная история. Не нагнись я завязать шнурок, мяч попал бы мне в лоб и я никуда не бросился бы бежать. И вообще все было бы совсем по-другому. Я посмотрел на звенья серебряной цепочки и подумал, что жизнь похожа на нее. Это цепочка маленьких-маленьких случайностей. А иногда случается что-нибудь такое, от чего цепочка рвется. Но кто-нибудь обязательно поможет собрать звенья воедино. Я сжал крестик в кулаке и отправился домой. Бегать в поисках Алены было глупо. Я не знал ничего, кроме ее имени. Она могла жить и в другом районе. Взрослея, мы понимаем, что проще бросить занятие по поиску иголки в сене, чем продолжать его всю жизнь с очень туманными надеждами на будущее. Видно крестик останется теперь у меня как память об этом дне. Хех, романтичная история, достойная какого-нибудь рассказа.
С такими мыслями я и подходил к дому, когда вдруг прямо на дороге столкнулся с Аленой. Случайность? Да, наверное. Как там говорилось в одном мультике? Случайности не случайны.
- Я вот решила за хлебом прогуляться, - сказала она, узнав меня и приветливо улыбнулась - Погода хорошая!
- Ага. Вот, возьмите, - я протянул ей крестик и увидел каким удивлением и радостью вспыхнули ее серые глаза.
Сам я жутко смущался и поскорее отдернул руку. Все-таки нашел цепочку не я, мне помогли.
- Как вы ее нашли? - изумленно спросила она.
- Ой, знаете это длинная история... Интересно, почему он потерялся именно в том дворе?
- По правде сказать, я оказалась там случайно. Это целая цепочка событий. Вы торопитесь? Магазин здесь не далеко. Я хочу знать, где вы его нашли. Прогуляемся?
Я посмотрел на нее и за ее спиной обнаружил горящую неоном вывеску: "Кафе Судьба".

Май-июль 2010. Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Ангелочки
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Федя Амуров и Пашка Купидонов были самыми что ни на есть настоящими друзьями

Федя Амуров и Пашка Купидонов были самыми что ни на есть настоящими друзьями. Их связывали не только интересы. Они были едины в том замечательном состоянии, которое называется детство. И в том возрасте, когда в игрушки уже не играешь, но и проблем себе не придумываешь, не обвязываешься ремнями ответственности перед поездкой в большую жизнь. Это потом вспоминаешь, что быстро все пролетело, а пока тебе одиннадцать время течет как весенние лужи, будто бы не касаясь. Каждый день это маленькая эпоха со своими открытиями, воинами, со своими поражениями и победами.
Характер у этих двоих был ох какой задиристый. Они и познакомились-то в школе - подравшись! Скрепили дружбу парой тумаков, и стали как говорится: «не разлей вода». Бывало, придет домой Федя – глаз синий, губа кровоточит. Мама охает, бегает по дому, аптечку с йодом ищет. Подойдет суровый отец. Смотрит и молчит. «Биткин с друзьями Пашку обижал!» - отвечает мальчик на немой вопрос. Мама возмущается: «Так он же старше тебя!». «Но он же Пашку побить хотел!» - весомо возражает ей сын. Отец продолжает молчать, но по взгляду Федор понимает: «Молодец Амуров! Так держать! Мы амурские тигры благородны и бесстрашны!». Папа Федькин - историк и рассказал как-то ему, что род их начало берет от первых поселений на Амуре. А Федька тогда еще маленький был, не знал что Амур – река такая. Смотрит - на полке книга стоит: «Амур-Батюшка». На обложке лицо старческое, суровое. Дедушка его, наверное!
Как не старались родители приучить сына к порядку на столе, не получалось. Любил мальчик, чтобы все лежало там, где он бросил... А когда накапливалось много тетрадей, записок всяких, карандашей и ручек, он вместо того, чтобы наводить порядок, «Батюшку-Амура» обложкой к стенке отворачивал, чтоб дедуля не видел. Уж больно пронзителен был его взгляд. Подрос Федя, понял, что дед не смотрит на него с укором и не стал больше книгу трогать. Приходилось теперь речному батюшке ужасаться бумажными завалами и молчать.
Ближе к обеду под стол летел ранец полный тяжелых книжек и вечно рваный пакет со сменной обувью. Почему рваный? А вы у Федьки спросите. Чем же еще свою амурскую честь отстаивать?! Крутящийся над головой пакет - что праща. Тем более, что сражаться мальчугану приходилось с настоящими Голиафами – старшеклассниками, вечно пристающими к детям помладше и послабее. Когда груз школьных знаний сваливался с плеч, оставляя лишь небольшую гирьку в голове, Федька чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он мог бежать на улицу к Пашке.
Пашка жил в самом последнем, двенадцатом подъезде длиннющей кирпичной пятиэтажки. Подъезд этот отличался от остальных не только самой крутой лестницей, но и железной дверью, постоянно закрытой. Федьке приходилось терпеливо ждать. Он не понимал, кто придумал ставить на подъезды железные двери? А главное для чего? Чтобы он, Федька, не мог повидаться со своим другом? Ну нет! Нас полосатых хищников никакие двери не остановят!
Внутри подъезда, гудел в темном углу трансформатор. Во мраке светились огоньки лампочек. Пашка утверждал, что там живет чудовище. По его словам, днем оно издает разные страшные звуки. По ночам же из трансформатора вылезает жуткое существо, состоящее из мотков искрящихся проводов. «Оно бегает по улице и с горящими глазами и душит людей» - уверял друга Пашка. Федька сначала не верил, но пробегая мимо ни в чем неповинного трансформатора, втягивал голову в плечи и нервно оглядывался. Не мог ведь Пашка ему врать! Вскоре приехали дядьки-электрики, покопались во внутренностях ящика и приварили решетку, да такую, что захочешь и рукой не дотянешься до жилища чудища. Порешили друзья на том, что ограждение поставили, чтобы страшный Проводастый (так его и назвали) не мог ночью выбираться на улицу. Вскоре Федор окончательно поверил в его существование и даже стал беспокоиться за Пашкиного папу, поздно ночью возвращавшегося с работы. Кто знает, вдруг решетка не помеха злодею? Мальчик живо представлял, как нечто бесформенное, схватившись за прутья, пытается выломать их и гудит от злобы. Разве не страшно? Федька рассказал свои опасения родителям и строго настрого запретил им выходить куда-нибудь, на ночь глядя. Но дни шли, а монстр все не появлялся, слухов о жертвах тоже и трансформатор восстановил в глазах мальчишек свое доброе имя.
В другое от прогулок и учебы время, мальчишки искали применения своим неиссякаемым талантам. В младшей школе оба пошли в школьный хор. Хорошо пели, звонко. Потом Федьке надоело и он стал подумывать, куда бы пойти еще. Талант он, ведь и в Африке талант! Вот только загоралось желание, да быстро погасало. Так Амуров целых два дня ходил на бокс, и целую неделю в судомодельный кружок. В тот день пришел Федор домой и говорит:
- Можно я пойду в модельный кружок?
Его мама тревожная и мнительная, как многие мамы одиннадцатилетних мальчишек ужасается:
- Зачем тебе туда?
- И вправду, делать тебе там нечего, – замечает из зала отец – Красота проходит, а жизнь остается!
- Очень даже есть что делать! – возражает сын – Корабли там делают, машины всякие! И я буду делать.
Эх, эти взрослые ничего не понимают!
Оставил он создание моделей после того, как склеил два пальца клеем. Полтора часа потом в вонючем растворе руку отмачивал.
Пашка целый год проучился в художественной школе. Занятия по рисунку у них вел маленький такой усатый дядька, со странной фамилией Ухарь. Через полгода, как стали красками, рисовать появилась высокая томная тетя по имени Оксана Зинуровна. Но трудов Пашкиных - динозавров там всяких, пришельцев, рыцарей, так и не оценили строгие преподаватели. Пришлось в других областях успехов добиваться. Пошел Пашка в школьный фотоклуб. Там детям выдавали старенькие черно-белые фотоаппараты «Зенит». Пашка его первое время везде с собой носил и то и дело слышались щелчки. А потом, видно, закончилась в нем пленка и интерес закончился.
Их родители были едины мечтой отдать мальчишек в школу танцев. А все из-за одноклассника их, Витьки Симонова. Он со своей младшей сестрой Дашкой на всех школьных праздниках выступал. Они так лихо отплясывали, что восхищались папы и мамы, кричали: «Бис!». «Посмотри, какая у Витьки вон выправка!» - глядя в окно, говорила Лариса Николаевна (Пашкина мама) ссутулившемуся над тетрадью сыну. Она напоминала о прямоте позвоночника каждый раз, когда видела детей Симоновых, идущих на какой-нибудь очередной конкурс. Они держали на вытянутых руках дорогие зачехленные костюмы и платья для танцевальных номеров. Беспокойные души сыновей Амуровых и Купидоновых не разделяли любви к румбе и танго. Зато они разделяли любовь многих других детей бегать по недостроенному зданию, звонить в дверь склада кафе и убегать, строить шалаши, делать свистульки из мышиного гороха, заглядывать, а то и спускаться в открытые колодцы и многое-многое другое. Всего и не перечислишь, если тебе не одиннадцать. Мальчишки даже сочувствовали Витьке и Дашке, ведь вечно ходить в чистой белой одежде без единого пятнышка и только и делать, что выступать, должно быть очень тоскливо. А вот прийти домой перепачканным травой, землей, с разбитыми коленями и шмыгающим носом – в этом были свои прелести!
Еще у этих ребят правило было: с девчонками не связываться. Ну, мамы и сестры – это не в счёт. А вот всякие Катьки, Машки со двора и из школы! «Ну правда, зачем они нужны? - спрашивал Федька у друга – Ноют вечно, красятся как индейцы, толку от них никакого!».
«Как же?! – резонно возражает Пашка – А у кого же мы домашние списываем?
"Да прав ты…" - поспешно соглашается он. Не ругаться же по такой глупости!
Все началось, когда Федьке на глаза попалась старая книжка из маминого детства. На истершейся обложке был нарисован, уезжающий вдаль грузовик с брезентовым кузовом. Из него выглядывало мальчишеское лицо в шапке-ушанке. А вот книга почему-то называлась «Вовка – зеленая фуражка». В ней даже картинки были и на всех - мальчишка. То он помогает солдатам лося из болота вытаскивать, то рыбу с плота с каким-то военным ловит! Заинтересовался Амуров таким смельчаком, и прочитать решил. Повесть рассказывала о том, как этот самый Вовка переехал с родителями из родного города Армавира на границу в военчасть. Федька про такой город никогда не слышал. И вот семья поехала на поезде очень-очень далеко, куда-то на север, где суровая зима тянулась много месяцев, а лето было коротким. У книжного Вовки в Армавире остался друг. Он обещали слать друг другу рисунки вместо писем. А еще они следовали правилу – не общаться с девочками. Серьезно задумался над этим вопросом Федька и вскоре согласился с героем. В классе девчонки постоянно хихикали над их фамилиями. Это очень задевало, ведь даже старшеклассники их уважали! А тут, какие-то создания с надутыми губками и не в меру длинными волосами смеют улыбаться! Как говорил Федькин папа: «Разить таких надо стрелами амура и купидона!» Да и как это вообще можно волосы такие длинные носить? Так вот будешь с этими водиться и сам в девчонку превратишься! Видели однажды ребята жертву такого общения. Это года два назад было. Федька с Пашкой в песочнице играли. В девять лет машинки по песку уже не катают. В девять лет там пытаются шахту открыть или крепость возвести. В тот день рыли они яму к центру Земли. И вдруг треск, грохот такой! Из арки во двор въезжает необычный мотоцикл. Колеса здоровенные, весь блестит! Остановился он возле подъезда и слез с него волосатый мужик. Пригляделись мальчишки. Дядя был такой же большой, как мотоцикл и странный какой-то. Куртка на нем кожаная с косыми карманами расстегнута, на майке чудище нарисовано и написано: «Ария». Тут из подъезда выскакивает девица накрашенная. Таких старшеклассниц Федька особенно не любил – уж больно взрослыми они себя считали. Подбежала она к нему и поцеловала. Фу, какая гадость! Сели они на мотоцикл, да как дали газу! Пришел тогда Федька домой, рассказал отцу обо всем. Спросил у него: кто же это был. Задумался старший Амуров и, наконец, сказал:
- Это, Федор, представитель молодежной субкультуры – понял, что трудно изъяснился и поправился – металлист, короче.
«Ага, - понял тигренок – значит, этот дядька на заводе сталь выплавляет!» Это дело хорошее, полезное. Вот только страшно было Федьке за него. Общается он с этой! А Волосы растут! Жуть! И больше вопросов задавать папе не стал. А совсем недавно Федя дочитал «Зеленую фуражку» и его постигло разочарование. Главный герой, который пограничникам шпионов помогал ловить, под новый год подружился с девчонкой! Да еще и песни с ней под елкой распевает! Ну разве это дело?
Когда пришло время ребятам в среднюю школу переходить, много было напутственных слов от родителей, много еще детских слез прощания с первой учительницей. Пашка хорошо помнил, как подарил Галине Алексеевне шоколадку. Пережив все это, мальчишки себя прямо взрослее чувствовать стали. Ведь теперь перед ними была открыта вся школа со всеми ее кабинетами, проходами и лестницами! Школьный мир больше не ограничивался коридором третьего этажа. Теперь они чувствовали себя как путешественники-натуралисты, ступившие на неизвестную землю. Все надо попробовать, потрогать руками, в крайнем случае, сломать! Предметы разные появились и задания начали задавать трудные. Да еще стычки со старшеклассниками. Им всем приходилось доказывать, что ты не «мелкий», не глупый ребенок, а то в коридоре толкнут, в гардеробе задавят. Везде учителя строгие, да еще ученики новые пришли. Вообщем закипела жизнь и без того бурлящая! Только успевай крутиться! Девочки какие-то странные стали. Одни ходят кучками, спокойно, не за кем не бегают, словно взрослые, другие наоборот – как одичали. Нападают сами, дерутся самоотверженно. Федька их даже немного уважать стал. Особенно после того как к ним в класс перевели бойкую Полину Ненашкину. Она за две недели умудрилась побить троих мальчишек, разбить два окна, несколько раз на бегу столкнуться с директором, быть выгнанной с самого скучного урока пения – то есть стать школьным героем среди пятых классов. И это уже не говоря о каждодневном опоздании! Прямо – пример для подражания. Федька встревожился, вдруг их с Пашкой уважать меньше станут?! Погорячившись, он разбил тарелку в школьной столовой, подкинул на стол пожилому трудовику-столяру прыгающую игрушку гигантского тарантула (за это его назначили дежурным и он полдня подметал стружку) и швырнуть под ноги толпе вездесущих девчонок взрывающуюся бомбочку. К несчастью, визжащий комок с ранцам налетел на их классного учителя Валерия Николаевича Изотова и немедленно ему пожаловался. Ох, и досталось тогда Федору! Уж кого-кого, а Валерия Николаевича, Пашка, и Федька одинаково слушались и боялись его гнева. Вид у него и вправду был грозный: борода с проседью, глаза смотрят сквозь толстые линзы квадратных очков. Помнили они свое удивление, когда перед ними первый раз предстал новый учитель по русскому языку и литературе. Где это видано, чтобы дядя учителем был?! Да еще такой необычный! Но как стали они на его уроки ходить, так поняли, что это весело было и здорово. Федька с Пашкой так вообще от него в восторге были. Шутил учитель на уроках совсем не по-детски, да и общался на равных, особенно с мальчишками, как с настоящими мужчинами.
- Стас, – обращался к коротко стриженому мальчугану, опоздавшему на урок – Ты почему опоздал? Курил?
- Нет… - лопочет в ответ растерявшийся Стас и пугливо прячет пачку поглубже, в задний карман – Можно войти?
- Сигаретку дашь – войдешь! – отзывается учитель – Курить хочу, а у меня закончились.
Пунцовым совсем стал мальчик.
- А не дашь – вон из класса! – вдруг ревет Валерий Николаевич.
И вот момент откровения. Выкладывает красный как рак Стас пачку на учительский стол и бредет к своей парте. Притихли дети. Изотов достает одну сигарету и закладывает за ухо.
- Стас, - окликает он мирным голосом – Ну ты меня прямо выручил. Ты забери свой «Pall Mall»-то! Тут еще штук пять осталось. Я же только одну попросил!
Но не встает Стас с места, сидит потупившись. Девчонки похихикивать начинают. Мальчишки молчат, затаив дыхание – вдруг заставит еще кого карманы выворачивать, а там у всех свои сокровища и тайны! Но Валерий Николаевич сам разряжает атмосферу:
- Ну, я «Pall Mall» не очень люблю. Но раз не берешь – извиняй! – он засовывает сигареты во внутренний карман своего строгого костюма.
На лице Стаса смешивается ярость и страх одновременно – лучше бы он их выкинул. Но мальчик молчит. От учителя можно было запросто получить подзатыльник. Многие родители на собраниях жаловались на Изотова директору, потому что дети жаловались им. А вот Пашка с Федькой считали, что Валерий Николаевич делает все правильно, и отстаивали его честь перед другими учениками.
- Стас, ты мне вот что скажи, – продолжает преподаватель – Ты так модно коротко подстрижен, а челка в три волоска – это трамплин для блошек?
Тут уж все смеются, хохочут. Даже Стас натянуто улыбается. Вроде как обидеться надо, зло затаить, а не получается. Привык к Валерию Николаевичу класс. Уроки часто – много кому достается. Смеется Изотов по-доброму, а потом раз – сразу серьезным становится.
- Стас, давай к доске, разберем "не" с глаголами!
Другие уроки, такие как математика, превратились в ужасную алгебру. Федька с Пашкой представляли себя рыбаками, которых оторвало от надежного берега начальной школы и швыряет по волнам игреков и дробей. На физкультуре тоже труднее стало: нормативы всякие, лыжи. Учитель у них был жуть какой странный. Один глаз у него был стеклянный, а ладонь левой руки раза в два больше чем правой! Этой большой рукой он мог брать баскетбольный мяч и кидать его в нерадивых учеников. Дети прозвали его «Тереза-четыре-глаза-три-протеза» и побаивались.
Конечно, смелости и отваги этим двои было не занимать, но однажды они действительно испугались. В тот день сам директор поймал шестиклассника, поджигавшего в коридоре уголки новых штор. История разнеслась по всей школе. По школьному радио предупредили о том, что впредь такие поступки будут караться исключением. На следующей перемене Пашка с Федькой затеяли смешную сценку. Федор очень правдоподобно изображал разъяренного директора, а Пашка хнычущего хулигана. Класс покатывался со смеху. Шум стоял на весь этаж. И вдруг все смолкли. А мальчишки, вошедшие в роль, продолжали, не понимая, почему воцарилась тишина.
- Ну, довольно! – раздался над самым Пашкиным ухом голос Валерия Николаевича.
И все обмерло внутри ребят. Казалось, класс испугался ничуть не меньше.
- Идите за мной – приказал учитель, и ребята поняли, что сейчас их поведут к директору, а тот второго хулиганства за день не потерпит.
Они вышли из класса, понурив головы, провожаемые сочувственными, а то и насмешливыми взглядами. Изотов остановился возле больших дверей актового зала, не доходя до кабинета директора. Посмотрел на обоих внимательным взглядом и спросил:
- Готовы повторить?
Федька с Пашкой не сразу поняли чего он от них хочет.
- Повторите эту миниатюру на сцене. Если конечно вы хотите в школьный театр? Впрочем, если не хотите, здесь не далеко до директора!
Но этого можно было и не говорить. Многие пятиклассники мечтали попасть в этот театр, выступать на сцене, но никто не знал как. Вот так мальчики стали молодыми школьными знаменитостями. Раньше после уроков быстрей бежали на улицу. Школьные стены навевали тоску. А теперь стали проводить там в два раза больше времени. Сначала больших ролей им не давали. В труппе Валерия Николаевича ведь и старшеклассники были. Но через полгода было решено поставить детский спектакль «Чемодан чепухи». И вот тогда Валерий Николаевич доверил ребятам по-настоящему важные роли. Постановка готовилась много месяцев. Ребята учили слова. Для пятиклассника это был огромный текст, но Паша и Федор старались изо всех сил. Не могли они подвести школу и любимого учителя. Приходилось мальчикам терпеть длинноволосых девиц, жесткую критику плохо сыгранных сцен, но теперь они наконец-то занялись делом, которое им по-настоящему нравилось, интересовало, влекло. В день премьеры они примчались в актовый зал раньше всех. Стойко вынесли многочасовое ожидание и контрольную репетицию. И отыграли хорошо, без ошибок. Валерий Николаевич сидел в первом ряду и почесывал бороду – волновался за своих подопечных. После спектакля, директор поздравил его с отличной работой и сказал, что школьный театр приглашают выступить в большом городском театре «Луч». После, когда все артисты довольные и веселые собрались в маленьком зале школьного музея, Изотов грозно сверкнул взглядом из-под толстых линз своих неизменных квадратных очков и принялся ругать за то, что не удалось. Но когда члены театра совсем приуныли, он улыбнулся и рассказал им о приглашении. И снова пошли репетиции, еще более строгие, чем прежде. Но Валерий Николаевич был уверен в своих учениках. И Пашка с Федькой считали, что хорошо выступить – это их долг. Городской театр показался им огромным. Его вход украшали колонны – это было самое необыкновенное здание в городе. На крыше большой каменный круг с узорами - два ангелочка, смотрят в разные стороны и дудят в трубы. В малом зале, ставшим складом для театрального реквизита в самом углу Пашка нашел настоящую печатную машинку и немедленно оставил свой след в истории: "Здесь были мы - Пашка и Федька!". Довольный собой он поставил дату. Кто знает сколько лет будет пылиться машинка в том углу? И вот пришло время выступления. Все играли так здорово, что Валерий Николаевич даже прослезился. А после долго спрашивал, чем же их отблагодарить. Но ребята только попросили пораньше отпустить их с праздничного стола, ведь нужно было еще побегать на улице, пока еще совсем не стемнело, и Проводастый не вышел на свой темный промысел.
А между тем, ближе к концу года, с девчонками совсем житья не стало. Вроде, как и бить-то их нельзя, а что делать, если они этого заслуживают? За волосы драть, подножки ставить! Самым страшным было то, что теперь девочки стали звать гулять мальчиков и многие к ужасу ребят соглашались. Может они сошли с ума? Как-то Федька после уроков побежал прямиком к отцу на работу, в университет. Пришел и говорит:
- Пап, у меня к тебе мужской вопрос.
- Давай, - улыбнувшись, согласился отец.
- У нас тут в школе твориться что-то… Девчонки с мальчишками гуляют. А я не хочу. Скучно с ними, не интересно. Я лучше с Пашкой буду гулять!
- С Пашкой – оно конечно хорошо, – согласился Амуров – Но ты ведь хочешь стать настоящим мужчиной?
Затронул папа давнюю Федькину мечту.
- Хочу! Хочу! – твердо говорит он.
- А я, по-твоему, настоящий мужчина?
Федька кивает.
- Я же с тебя пример беру. Только у меня пока еще борода не растет!
- А у меня раньше тоже бороды не было. Я тогда постарше тебя был. Здесь учился. С мамой твоей познакомился. Мы с ней здесь в сквере часто гуляли…
- Она тоже заставляла тебя гулять с ней?
Отец улыбается, хотя, по мнению Федьки, такие воспоминания не могли навевать ничего кроме отвращения.
- Да мы друг друга заставляли. А тебя что же тащит девочка гулять? – с интересом спросил он.
- Нет, - гордо отвечает Федя – Мы с Пашкой не пойдем, даже если силой заставлять будут!
- Что же, будь настоящим амурским тигром, сражайся до последнего – он рассмеялся и потрепал Федьку по голове.
Федька облегченно вздохнул. Папа понял его. Да он никогда не пойдет гулять с девчонками! Надо обязательно рассказать об этом Пашке. И большой тигр его поддерживает! Что может быть лучше? И что может быть лучше, чем жизнь, пока тебе одиннадцать?

Март 2008 - январь 2011. Кемерово

@настроение:

@темы: Колесников, сборник 1

---

Рассказ)))

Автор: Павел Колесников
Название: Сокровищница
Сборник: И солнце взрослее и ветер моложе.

Я хочу поделиться с вами своей маленькой тайной

Я хочу поделиться с вами своей маленькой тайной. Только никому-никому не рассказывайте, ее. В гараже у моего деда спрятаны сокровища. Да, да, настоящие сокровища. Они аккуратно лежат в мешке, а мешок... Мешок спрятан в самом дальнем углу за большими коробками с книгами. Книги там очень старые и от их страниц пахнет бензином. И еще от них неуловимо пахнет прошлой жизнью. Что это за прошлая жизнь остается загадкой, я ведь не видел ее никогда. Еще в гараже на стенах висят картины. Зачем он там мне не ясно. Наверняка нарисованные на них люди следят за машиной. Машина, большая и холодная цвета "невесты", как говорил дед, отделяет мои сокровища от металлического стола, на котором стоят разные бутылки с чем-то опасным. Там хранятся жидкости, которыми надо кормить машину, заправлять ее старый двигатель. Сытая, она часто отвозила нас и за грибами и на речку, а потом спокойно отдыхала здесь в гараже. В нем всегда была тень и прохлада, даже в самый жаркий день. Разве можно было придумать место лучше для того чтобы спрятать сокровища?
Раз в две недели я хожу проверить свои драгоценности. Все ли на месте? Но поскольку тайну знаю только я и вы, никто их не может украсть. Сокровища на то и сокровища чтобы приходить и смотреть на них, любоваться, думать о чем-то своем.
Я всегда с нетерпением развязываю мешок. Я никогда не вытряхиваю его содержимое, боясь как бы сокровища не поцарапались, не поломались. Я осторожно достаю их по одному. Иногда даже в определенном порядке, потому что касаясь пальцами той или иной драгоценности я уже знаю что это.
Первыми я достаю китайский футбольный мяч. Многие пятиугольники на нем оторваны, но это не мешает мне с наслаждением и осторожностью попинать его носком ноги. Осторожно потому, что если поцарапать машину дед будет сильно ругаться. Иногда я даже выбегаю из гаража на улицу и там вволю гоняю мяч по двору, забиваю вымышленные голы и отражаю атаки на ворота. Потом, успокоившись, беру его под мышку и возвращаюсь назад в гараж. Там я бережно откладываю мяч в сторону, но ему не лежится на месте. Заряженный моей энергией, он обязательно куда-нибудь откатывается и тогда персонажи на картинах, забыв о машине, на секунду переводят на него удивленные взгляды.
Я же, затаив дыхание, вытаскиваю из мешка пластиковую баночку. В ней что-то гремит и перекатывается, как горох, но я-то знаю, что это не горох. Это самые настоящие пульки для воздушного пистолета. Открыв баночку можно увидеть, что они разных цветов. Есть желтые, белые, красные - это самые обычные. Но есть и редкие - фиолетовые, голубые - моя гордость. Я ими никогда не стрелял. В расход идут только обычные. Рука нащупывает в мешке пистолет неизменного китайского производства. Я заряжаю его и снова иду на улицу, искать подходящие мишени. Я стреляю по консервным банкам, перекатываюсь в траве, пугая прохожих старичков. Расстреляв всю обойму, я возвращаюсь к мешку. В нем еще много чего.
Я достаю коробочку, в которой хранится огромная стопка бумажных вкладышей из жевательных резинок. На них всех изображены машины: спортивные и грузовые, мотоциклы и джипы... Старые и новые - их сотни. А точнее 356 штук. Я помню, потому что каждый раз раскладываю их дома на полу и как будто оказываюсь на выставке машин. И каждую из них могу купить, рассмотреть. На эту выставку я как-нибудь позову всю свою семью, и дед скажет, какая машина ему больше нравится. Ну а когда выставка подойдет к концу, я аккуратно соберу все вкладыши в одну большую стопку и отнесу обратно в гараж. Ведь там, в мешке, есть еще стопка круглых фишек. Их у меня не так много, как вкладышей. Как и пульки они делятся на игровые с потертыми краями и на редкие - новенькие, с героями мультфильмов или необычными волшебными картинками. Я кладу редкую фишку на игровую и легким хлопком бью их о бетонный пол гаража. Обе они переворачиваются лицевой стороной. Я вспоминаю шишки от старших ребят. Они бьют всех, кто играет в фишки во дворе. Если ты не хочешь, чтобы тебя стукнули, ты должен заплатить "фишечный налог", который те тут же выбрасывается, но к тебе больше никто не лезет. Поэтому я никогда не носил с собой много фишек, в любой момент их могли отобрать. Зато я, не боясь, таскал с собой целый пакет с брелоками. Брелоки эти сделаны из пачек сигарет. Верхняя крышка отрывается и складывается нехитрым образом. Получается красивый прямоугольник. Во дворах проходила целая охота за пустыми выброшенными пачками. И я участвовал в ней. Если кто-то постарше, участвующий в отбирании фишек, останавливал меня, то я терпеливо ждал, пока он пересмотрит все мой брелоки, чтобы поведать что именно из этого он еще не курил... Сидя перед мешком, я достаю из кармана пачку и делаю из ее крышки брелок. Новенький. Я добавляю его в коллекцию и завязываю пакет.
Ай, - палец укололся, это значит, что я достаю из мешка еще одну интереснейшую штуковину. Это крышка из-под лимонада. На ней, вывернутые шипиками наружу, в несколько рядов натянуты пластиковые кольца. Да-да, те самые, что соединяют запечатанную крышку с горлышком бутылки. В самой крышке проделано несколько сквозных отверстий. Через них просовывается нить и вся эта остроконечная штука раскручивается, так что шипы сливаются в сплошное мелькание. Но вот как именно связывать нить, чтобы разогнать крышку я не знаю. И потому для вас это тоже останется секретом. А вы думали? Сокровища не могут быть такими простыми, они тоже хранят свои тайны. А вот и две половинки засохшего мышиного гороха. Таинственно? Да! Из них можно было сложить свистульку и подавать сигналы, играя в "казаков-разбойников".
Я достаю красную сумку на замочке. Она вся гремит. В ней лежат коллекционные игрушки из волшебного шоколадного яйца. Их много они разные. Это веселые львята-путешественники, пингвины-музыканты, акулы-пираты. Я расставляю их перед собой, меняю местами, подбрасываю и ставлю снова на место. Ну в правду яйцо волшебное. Вроде давно-давно уже съел его, а во рту появляется привкус шоколада.
На дне лежат зеленые платы игр для "денди", удивительный мир в котором можно управлять героем. Денди у меня нет - сломалось ,но я все равно знаю на какой плате какая игра. Вот на этой большой - сборник в семьсот игр. И они почему-то повторяются через каждые десять. А вот на этой маленькой, с такой черной нашлепкой - история про Бэтмэна и еще "черепашки-ниндзя".
Я продолжаю опустошать сокровищницу до тех пор, пока не приходит жена.
Тогда я бросаю ей попрыгунчик - последнее, что остается в мешке. Она ловит его каждый раз, удивленно изгибая брови. Тогда я собираю все обратно, завязываю мешок и становлюсь взрослым. Только, пожалуйста, никому не рассказывайте!

Ноябрь 2010, Кемерово.

@настроение:

@темы: беченное, Колесников, сборник 1

---

Позитив))

Позитив и романтика)))

Смотреть)
Симпатичная работа на аниме Shugo Chara. Клип выполнен в авторском стиле - много липсинка, маски, хорошая динамика и яркие краски. По авторской задумке, исполнители оригинальной музыки, как бы замещены парой Аму и Икуто. Собственно между этой парой и происходят романтические взаимоотношения в клипе.

Информация
Автор: whispersreloaded
Аниме: Shugo Chara! (TV) Shugo Chara!! Doki— (TV)
Музыка: Jupiter Rising - Electropop

@музыка: Jupiter Rising - Electropop

@настроение:

@темы: видео, настроение, аниме-клипы

---

левое

библиотека

Библиотека

Цикл: И солнце взрослее и ветер моложе.
1. Сокровищница;
Я хочу поделиться с вами своей маленькой тайной.
2. Ангелочки;
Федя Амуров и Пашка Купидонов были самыми что ни на есть настоящими друзьями.
3. Совесть.ru;
Кто вам сказал, что когда нет совести – это плохо?
4. За окном - тишина;
В пять утра за окном была тишина.
5. Цепочка
Я люблю хорошую погоду.
6. На кругах своих (наш двор на лавочке сидит);
Странно это.. Вот как тот раз, когда горку строили... Ведь все они казались мне безразличными и жестокими...
7. Что такое глубость;
Валька оказался прав и глупость, наконец стала глубостью.
8. Остановка сердца;
Ну, сначала может и больно. Потом просто грустно.
9. Дом для Бога;
я обещал вам когда-нибудь попробовать что-то построить? Время пришло.
10. Крыша плывет не спеша.
Тогда я открою глаза, и, может быть, увижу на горизонте заветную сушу.

Цикл: Сорок секунд
То, о чем могли думать в последние сорок секунд своей смерти Эл Лавье и Ягами Лайт. Это мое личное, субъективное представление об их внутреннем мире, разумеется, не претендующее на абсолютную достоверность.
Прости, что не смог стать твоим другом
Те, кто побывал на волоске от смерти, говорят, будто для умирающего время невероятно замедляется, и человек может увидеть всю свою жизнь за одну секунду. Если это так, тогда сорока секунд вполне достаточно для подведения жизненных итогов.
Свет и ты
Последние сорок секунд жизни Ягами Лайта.
Песчаные замки
Если душа человека не может отправиться ни в рай, ни в ад, то она обречена оказаться на распутье миров. Там ей придется встретиться со всем тем, что она ненавидела или отвергала в далеком прошлом. И тогда, возможно, если ненависть сумеет стать любовью, у души появится шанс на перерождение.

Волчонок
Это своего рода АУ к скандинавским мифам, так что пусть знатоков и ценителей не пугают некоторые расхождения с оригиналом)
Дороже бриллиантов
Марк Твен «Приключения Тома Сойера» Том Сойер/Гек Финн
Карусель
Армада. внезапно! ориджинал!
Катарсис: Пролог; Глава 1.
Фэнтези) О жизни после падения (?) цивилизации
Кошки-Мышки
Наш мир живёт по своим правилам, которые всегда соблюдаются неукоснительно, слишком сурово наказание. Наш мир - это лишь приложение к оставленной богами игре, и правила придуманные не нами - и не нам их менять. Мартис - мир разделённый на две стороны - земли кошек и мышиные горы. Сколько существует два наших народа, столько и продолжается эта игра. Кошки-мышки.
Легко уйти, но не остаться...
Молодой человек посмотрел на небо, которое с таким упоением расписывал ангел, и его посетила неожиданная мысль, что теперь зеленый его любимый цвет.
Любовь к прекрасному
Властелин Колец, Леголас/Арагорн
Медленно сближая позиции
История двух непримиримых офисных врагов, случайно обнаруживших один общий интерес.
Неприятности для всех
Что бывает, если спасаешь милого мальчика с внешностью ангелочка и адским характером, попавшего в беду. Спаситель, правда, тоже не прост. И еще неизвестно кому от этого знакомства будет хуже ^^
Песок и звезды
АУ, слейв, нон-кон, ксенофилия
Джаред впервые услышал о Песчаной, когда болтался в баре очередного космопорта. Но тогда он еще не знал, куда приведет его любопытство. А знал бы – отправился в прямо противоположном направлении. И никогда не встретил бы похожего на кошку инорасника по имени Дже-н-Сен.
Скажи мне "да"
Коля Романов – [не]счастливый обладатель необычных способностей. Передвигать предметы силой мысли – это запросто. А вот отважиться сблизиться с другим человеком – нет. Но когда рядом с ним появляется Паша, у Коли не остается ни единого шанса спрятаться в своем привычном и уютном мирке. Рыжеволосый завоеватель рушит границы и задает слишком много неудобных вопросов...
Телохранитель
Оридж, наше время. Сложный клиент, новичок-телохранитель и переоценка жизненных ценностей.
Чудо мое : 1-9, 10-15.
Полностью здесь.
Он точно, почти до секунды, мог сказать, когда это произошло. Третьего сентября, в девять часов одну минуту и двенадцать секунд время остановилось. Именно так… Машина времени взвизгнула всеми своими шестеренками, лязгнула и остановилась. Время замерло на месте. На пороге класса стоял ОН.
Ярость некроманта
Если Некромант хочет расстаться с человеком, то тому лучше принять мирное предложение, а то ведь повелитель мертвых может сильно разозлиться, и тогда покоя тебе не будет ни в жизни, ни в смерти. Самый красивый парень в университете весьма эгоистичен и холоден, словно лед, но Алексей думал, что это всего лишь маска, однако, он ошибся, Влад действительно оказался редкостным эгоцентриком. Алексей не собирался терпеть такое отношение к себе со стороны Влада и расстался с ним, что очень не понравилось последнему. Решив отмстить, Влад не знал, что собирается стать врагом некроманту-хозяину.

@настроение:

@темы: ориджиналы, фанфики, библиотека

---

Получаем мультик)))

Получаем мультик)))

11.04.2011 в 15:13

Пишет  [_Ши_]:

Круто-круто)))))

03.03.2010 в 00:16

Пишет  Лирина:

Порисуем?

@темы: настроение, программки

---

С ЖЖ

Рисовалка)))

Автоматически рисуются тени и есть масса других эффектов. Рисульки можно можно сохранить в JPG- формате и отправить другу (например). Присылайте свои рисунки. А вот как выложить картинку в комментарии, узнаете здесь!

Установить себе!
via zdravbyd

@настроение:

@темы: настроение, программки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Зацепило...

зацепило...

@настроение:

---

Как ЭТО верно)))))))))))))))

Как ЭТО верно)))))))))))))))

как написать программу простреливающую ногу
Пролог: Вы сообщаете вашей программе, что вы хотите иметь простреленную ногу. Программа разрабатывает способ этого достичь, но синтаксис языка не позволяет объяснить этот способ вам.
SQL: INSERT IGNORE INTO нога (ступня) SELECT патроны AS пуля FROM пистолет WHERE курок = 'СПУЩЕН'; COMMIT;
Modula2: Поняв, что с помощью этого языка ничего толком сделать нельзя, вы простреливаете себе голову.
Язык управления заданиями IBM/370: Вы посылаете свою ногу в управляющую информационную систему с приложением документа на 400 страниц, точно описывающего, как именно вы хотите быть простреленным. Через три года ваша нога возвращается с глубоким ожогом.
1C: Вы полагаете, что должны выстрелить себе в ногу, но в тех. задании, если вы умудрились его получить (подвиг!), четко сказано, что прострелить нужно кисть руки, держащей пистолет.

@настроение:

@темы: настроение